Волшебный квартет
Шрифт:
Теперь Харкорт как будто начал припоминать это место, показавшееся ему сначала незнакомым. Когда-то он его уже видел. И тут он вспомнил: он видел его на миниатюре, украшавшей одну из страниц часослова, который подарила ему Элоиза. Это был тот самый рисунок, только оживший. Его сердце радостно забилось, и он побежал к замку. Ведь там была Элоиза, там он найдет ее и, найдя, вновь увидит ее лицо. Но как он ни старался, он не мог сдвинуться с места. Замок все так же стоял неподалеку, не приближаясь и не отдаляясь, и по-прежнему казалось, что он висит в воздухе между небом
Позади послышался чей-то крик. Харкорт оглянулся через плечо и увидел, что компания всадников, вместе с которой уехала Элоиза, поспешно возвращается. Лошади скакали во весь опор, всадники сидели, пригнувшись к их шеям, и погоняли их изо всех сил. Впереди с развевающимися на ветру волосами скакала Элоиза, погоняя лошадь и что-то крича, как и все остальные.
Они неслись прямо на него, и он понял, что они хотят его затоптать. От страха у него захватило дух, он сделал сверхчеловеческое усилие и освободился от чар, которые удерживали его на месте. Он пустился бежать, петляя, как затравленный заяц, а позади, все ближе, раздавался топот копыт, сверкали подковы, скалились зубы. Он задыхался, как будто кто-то огромной рукой стиснул его грудь.
Он споткнулся, упал... и проснулся, все еще задыхаясь от сумасшедшего бега, в той самой позе, в какой упал.
В лесу презрительно кричала сова. Где-то в темноте хихикал про себя попугай аббата. Над головой качались деревья, и сквозь листву время от времени становился виден яркий, холодный блеск звезд. В лесу было темно и страшно.
Он приподнялся на локте. Рядом на земле виднелся какой-то сгусток темноты. Наверное, Шишковатый, подумал он. Не может быть, чтобы это был аббат, попугай наверняка где-то рядом с ним, а его хихиканье доносится совсем с другой стороны.
Харкорт сбросил одеяло и встал. Послышались чьи-то шаги, он обернулся и схватился за меч.
Послышался голос аббата:
— Что случилось, Чарлз?
Попугай что-то проворчал.
— Ничего особенного,— сказал Харкорт,— Мне приснился сон.
— Плохой сон?
— Тревожный сон. Я видел Элоизу.
Аббат придвинулся ближе — бесформенный силуэт в темноте.
— Чарлз, не стоит питать слишком большие надежды. То, что рассказал твой дядя...
— Я знаю. С самого начала знал. Об этих местах много чего рассказывают. Но у меня все-таки появилась надежда.
— Ты должен быть готов испытать разочарование.
— Знаю, Гай. Но я изо всех сил цепляюсь за эту надежду. И все же...
— И все же? Что значит — и все же?
— Во сне Элоиза хотела меня затоптать. Не она одна, и другие тоже, кто был с ней, но она была впереди всех. Они скакали прямо на меня, а я убегал.
— Слишком тяжелым грузом лежит Элоиза на твоей совести, Чарлз. Ты слишком часто о ней думаешь. Ты винишь себя за то, в чем нет ничьей
— Там, в болоте, я слышал множество голосов. И они говорили об Элоизе.
— Я тоже их слышал,— сказал аббат.— Ни о какой Элоизе они не говорили.
— С тобой они и не стали бы о ней говорить.
— И с тобой не говорили. Тебе показалось, что ты слышал ее имя, потому что его подсказали тебе воображение и чувство вины. Чувство, которого ты не должен испытывать, потому что здесь нет никакой твоей вины. Чарлз, долсо еще ты будешь себя мучить?
— Я не считаю, что это мучение.
— Ну конечно, ты считаешь, что это вечное преклонение перед женщиной, черты которой не сохранились в твоей памяти. Ты живешь как монах, неся покаяние за то, что не требует покаяния. Попытайся сбросить с себя эту ношу.
— Гай, ты безжалостен. Ты не...
— Мое призвание,— сказал аббат,— временами не допускает жалости.
— Может быть, мы с тобой сделали ошибку? — спросил Харкорт.— Может быть, мы зря дали своим чувствам увлечь нас в это отчаянное предприятие? Я — ради Элои-зы, ты — ради своего заколдованного святого?
— Может быть,— ответил аббат,— Очень может быть. Но это не умаляет нашу цель. Все равно мы оказались здесь не зря.
— Ты не задумывался о том, чем все это может кончиться? Ты можешь это предвидеть?
— Я не провидец,— сказал аббат.— Все, что у меня есть,— это непоколебимая вера. Мы не должны спрашивать, почему оказались здесь. Здесь, в ночной тьме, в страхе перед Нечистью, может быть, в окружении Нечисти, наши мысли мрачны и безотрадны. Глухой ночью нельзя давать волю своим мыслям: они всегда будут мрачными, а надежды призрачными.
— Может быть, ты прав,— сказал Харкорт.— Давай-ка я посторожу вместо тебя. Мне больше не хочется спать. Я боюсь, что снова увижу тот сон.
— Буду тебе очень признателен,— сказал аббат.— Я еле держусь на ногах. У меня слишком тяжелая туша.
— Оуррк! — произнес попугай.
— Вокруг все спокойно,— сказал аббат.— То и дело кричит эта глупая сова, и где-то на севере бродит много волков. Я всю ночь слышал, как они воют, будто собираются в огромную стаю. Но они далеко, нам нечего беспокоиться.
— Тогда лезь под одеяло,— сказал Харкорт,— Возьми и мое тоже, тебе будет теплее.
Аббат завернулся в одеяло, а Харкорт еще долго стоял неподвижно, прислушиваясь к непрерывным стонам совы. С севера до него время от времени доносился волчий вой. Он подумал, что в это время года волки обычно не воют. Они воют глубокой осенью и ранней зимой, а весной или летом это бывает очень редко. Наверное, там случилось что-то такое, из-за чего они забеспокоились.
Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог различить на земле все три спящие фигуры. Аббат причмокнул во сне и захрапел. Попугай что-то проворчал в ответ. Сова наконец умолкла. Сквозь листву понемногу начинал пробиваться свет. Харкорт принялся ходить взад и вперед, чтобы согреться.