Шрифт:
I
Было далеко за полночь. Высокий господин в тёмном плаще и с тростью сосредоточенно пересекал узкие мощёные улочки самой презираемой части города, время от времени что-то негромко бормоча под нос. Несмотря на то что и сам неизвестный выглядел весьма незаурядно, ожидать встречи с ним в подобной местности не приходилось. Об этом говорили как дороговизна его костюма, так и тот факт, что последний был непризнанного в Венецианской Республике британского покроя, а в бормотании то и дело проскальзывали французские словечки, —
Он был плотного телосложения, не молод и не стар, тёмные волосы всклокочены, а во взгляде его можно было уловить искры того огня, который толкает художников на шедевры, а безумцев — на преступления. Неизвестный заметно хромал на левую ногу, тяжело опираясь на массивную трость, одна из бровей у него отсутствовала напрочь, а плащ топорщился на правом плече. Посвящённый также заметил бы, что этот господин не человек. Это был масан.
— Потерпи, ma chbre, ещё совсем немного.
— Что? Нет, милая. Мне казалось, мы сошлись во мнениях на…
— Потерпи, прошу тебя. Уже почти пришли.
— Да, ma chbre. Ты абсолютно уверена?..
Вот что можно было услышать, прислушавшись к негромкой речи незнакомца. Говорил он один, сам себя обрывал, задавал вопросы и отвечал на реплики невидимого собеседника.
— Да, милая, всего каких-нибудь… А, собственно, мы и пришли.
Масан остановился возле низкой неказистой двери, знаменовавшей собой вход в трактир, и с едва заметной тенью презрения на лице толкнул её тростью. Чтобы войти, ему пришлось пригнуться.
Внутри было тесно, шумно, грязно и, как следствие, весьма неуютно. «Публика» в трактире соответствующая — несколько блудных Гангрел, пара Малкавиан и подавляющее большинство — Бруджа. Все перечисленные, естественно, из числа примитивных воинов, которых в бою, как правило, используют в качестве обычной ударной силы.
Новоприбывший прошёл к одному из столиков в углу. Его появление произвело на присутствующих ошеломляющий эффект. Масаны, похоже, были шокированы небывалой наглостью незваного гостя, а тот, казалось, вовсе не замечал их взглядов:
— Полагаю, ma chbre, у тебя были свои резоны для этого решения. Ведь именно по твоей милости нам приходится быть здесь. Что ж, я весь — внимание.
Таинственный собеседник хранил молчание, а масан деловито скинув плащ, положил его на табурет и обвёл присутствующих взглядом, в котором читалась невозможная смесь тоски и азарта одновременно. Легко соскользнув с плеча, ткань обнаружила под собой тускло взблёскивающее объёмное изображение Розы — украшение из чёрного бриллианта располагалось поверх рукава, уходя металлическим стеблем сквозь прорезь куда-то под одежду.
Это простое действие будто вывело посетителей из оцепенения. Несколько масанов резко поднялись со своих мест, сразу же хватаясь за оружие. Незнакомец приосанился.
Кое-кто из присутствующих обменялся взглядами — пауза затягивалась, но напасть первым не решался никто.
— Магнус Малкавиан? — со смесью презрения и при этом некоторой осторожности поинтересовался один из посетителей в полный голос. —
Услышав эти слова, Магнус выпрямился и, легко улыбнувшись, обратился к вопрошающему, не глядя на него:
— Отверженного? Возможно, определение «самоотверженный» подошло бы сюда несколько больше. — Масан уже весьма искренне улыбнулся собственной игре слов. — Или у нас с некоторых пор самоотречение считается изгнанием?
— Твой клан отказался от тебя, Магнус, — раздался голос из противоположного конца небольшого зала. — Ты тиран и самодур, довёл даже своих безумцев до того, что они тебя прокляли.
— Руководствовался личными интересами, а не нуждами клана! — выпустил иглы молодой Малкавиан, как все остальные, предпочтя пропустить «безумцев» мимо ушей.
От незамедлительного ответного взора кардинала масан невольно вжался в стену, внезапно осознав, что происходит что-то не то. По его наивному и, безусловно, верному убеждению, присутствующие обязаны были кинуться на отступника, в то время как высокий беловолосый, с орлиным профилем и надменным взглядом, подал своим какой-то знак, после которого Гангрелы бесшумно вышли из помещения.
Малкавиан был слишком юн для того, чтобы быть в курсе подводных течений города, поэтому о борьбе кланов за главенство на данной территории ему не было известно ровным счётом ничего, но действия Гангрел он понял не хуже остальных — безумный кардинал против кучки несдержанных Бруджа? Неважно, кто кого. Побеждает тот, кто вовремя остался в стороне.
Вряд ли тактическое отступление одного из кланов могло остаться для кого-то незамеченным, но следовать примеру Гангрел было поздно. В напряжённой тишине раздался скрежет чьих-то зубов — и масаны рванулись вперёд с такой силой, будто до того их сдерживали невидимые цепи.
Отчасти Магнусу повезло, что его противниками оказались деятельные натуры, привыкшие идти напролом и об искусстве боя имевшие крайне смутное представление, хотя другой публики в маленьком трактире и не ожидалось; отчасти сыграла свою роль малочисленность посетителей, которых осталось не больше десятка; но решающим фактором в исходе потасовки было то, о чём противники, похоже, забыли — истинный кардинал, даже отверженный, остаётся владельцем Амулета.
В пылу боя кто-то из масанов зацепил тонкую ткань рубашки, из-под рукава которой выскальзывал чёрный цветок, и она с треском поддалась, в мгновение ока обнажив покрытый множеством шрамов разной степени давности и довольно свежих царапин торс, а вместе с ним и шипованный блестящий стебель, многократно обвивающий предплечье и плечо своего обладателя. Мало кому из присутствующих выпадало увидеть артефакт в такой непосредственной близости, но сейчас любоваться им не было времени. А зря, ведь посмотреть было на что — шипы и стебель переплетались, пронзая кожу масана, бок и плоть под рёбрами — будто артефакт был не надет на руку, а плотно сросся со своим хозяином, оккупировав изрядную часть неожиданно крепкого тела.