Восемь бусин на тонкой ниточке
Шрифт:
Геннадий оплатил все, как и обещал. С этого времени Надежда Алексеевна не рисковала заходить далеко в критике зятя: разговор с дочерью крепко ей запомнился.
Но в мелочах она цеплялась к Коровкину, как злой июльский слепень. Гена всем был нехорош: и хлипкий, и боится собак, и не помогает на даче. От предложения собрать колорадского жука вежливо отказался, предложив теще привезти отборной краснодарской картошки на всю зиму. В ответ на просьбу тестя помочь с самогонным аппаратом рванул в Москву и доставил в деревню
Ну что за человек?! Никакого понимания.
…………………………………………………
После ужина стемнело быстро. Темнота выбралась из леса, проползла по полю, по дороге, словно натянула на нее черный чулок. И залегла в низинах вокруг дома. Свет из окон пока отгонял ее, но скоро он погаснет. Тогда ночь изловит их всех вместе с бревенчатой избой, коровником, сараем и собачонкой Тявкой, накроет непроницаемым колпаком и будет держать под ним до утра.
Маше почему-то очень не хотелось, чтобы наступала ночь.
Поежившись, она отошла от окна. Что за глупости, честное слово… Она словно ребенок, боящийся наступления темноты.
Но после неосторожной фразы, брошенной Марфой, ей все время было не по себе. Коровкины ненадолго отвлекли ее. Но сейчас, оставшись в одиночестве, Маша тревожилась, сама не зная отчего.
«Хочу выпить за душу невинно убиенного Марка»… Слово прозвучало, хотела того Марфа или нет. Невинно убиенного.
Убиенного.
Интересно, что сказал тетушке Матвей? Должно быть, он в бешенстве. Конечно, все решили, что Марфа заговаривается. Но один человек до смерти перепугался. И задумался.
Маша поискала взглядом часы. Почти десять! К одиннадцати наступит ее очередь идти в баню. Еще целый час…
За дверью кто-то прошел. От сквозняка хлопнула приоткрытая створка окна, и Маша вздрогнула. Нет, решительно невозможно оставаться здесь – она становится нервной, дергается от любого звука.
Рассердившись на себя, Маша вышла из комнаты – торопливо, чтобы не дать себе возможности передумать.
В коридоре – никого. Даже Глюка. Но снизу доносились голоса, и они успокоили Машу. Кажется, Коровкины о чем-то спорят с Борисом, и в их разговор вплетается хрипловатый голос Матвея.
Крадучись, Маша спустилась по лестнице. Ей не хотелось никого видеть. Смотреть на людей, с которыми она провела два дня, и думать о том, что один из них может быть убийцей… Нет. Только не сейчас.
Но все четверо сидели у камина и не заметили ее. Успенская выскользнула за дверь и тихо прикрыла ее.
Ого, как темно! Небо с редкими звездами будто низко нахлобученная шапка, закрывающая обзор. По обеим сторонам тропинки, ведущей к бане, стояли фонарики на солнечных батареях, но свет их был слабым и тусклым.
Маша побрела по дорожке, удивляясь, отчего не
Успенская вернулась во двор и присела на корточки перед конурой.
– Тявка! Тявочка, ты здесь?
Конура была пуста.
– Тявка! – громко позвала Маша, которую исчезновение собачки встревожило едва ли не больше, чем все, случившееся до этого. – Тявка, Тявка!
Ветер донес до нее тихое поскуливание.
Маша вскочила и прислушалась. Показалось? Нет-нет, определенно, где-то вдалеке скулила собака.
Слух у Успенской был отличный – профессиональные «уши» музыканта. Будь на ее месте другой человек, он бы ничего не услышал. Но Маша была уверена, что не ошиблась.
Определившись с направлением, она побежала в сторону бани. Звук повторился. Теперь к нему добавилось тихое повизгивание, и Маша уверилась окончательно: собака именно там. Возле старой покосившейся баньки, в которой сейчас как раз должна была париться Марфа Степановна.
Завернув за сарай, Успенская сразу увидела собаку – белый комочек в темноте перед крыльцом. Дворняжка скулила и царапалась в дверь.
– Тявка!
Увидев Машу, собачонка разразилась громким лаем.
– Марфа Степановна! – крикнула Успенская. – Тетя Марфа!
Из бани не доносилось ни звука.
Маша толкнула дверь и в приоткрывшуюся щель увидела, что ее держит слабый крючок.
Времени на раздумья не оставалось. Маша была абсолютно уверена, что Тявка не просто так скулит под дверью.
– Тявка, брысь! – приказала она.
Дворняжка понятливо отбежала в сторону, продолжая поскуливать.
Маша со всей силы ударила плечом в дверь, не рассчитывая, что та поддастся с первого раза. Но крючок отвалился, и она с грохотом ввалилась в предбанник.
– Марфа Степановна! – заорала Маша.
Ни звука изнутри.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что с тетушкой что-то случилось. Маша встала перед второй дверью – прочной, крепкой – и подумала, что с этой преградой ей точно не справиться. Надо звать на помощь. Но для очистки совести дернула за ручку – и вдруг дверь открылась.
Изнутри дохнуло влажным жаром. Маша нырнула в крохотное, сильно натопленное помещение, где ей пришлось согнуться вдвое, и сразу увидела – женщина лежит на полу без сознания.
На одну секунду Маша остолбенела, разглядывая узкий белый след от купальника на загорелой коже. Ева? Откуда она здесь?!
Присела, пощупала пульс на шее. Кажется, есть… Жива!
Маша выскочила из бани и закричала во весь голос:
– Сюда-а! По-мо-ги-те!
Тишина. Но в следующую секунду Тявка отозвалась громким лаем и помчалась к дому.