Восстание
Шрифт:
Разорванная ткань на плече центуриона была пропитана кровью, а его лицо выглядело бледным под грязью.
– Я буду жить, - устало ответил Макрон, откинув ткань и увидев, что это всего лишь неглубокая рана на теле. Он ухмыльнулся.
– Боги должно быть улыбаются мне.
– Улыбаются? Мне кажется, что ты их любимец. Как, во имя Марса-воителя, тебе удалось сбежать из Камулодунума до его падения?
Улыбка внезапно сменилась испуганным взглядом.
– Я не сбежал.
Пока они ехали, Макрон рассказал подробности своему другу. Он рассказал о нападении на оборону колонии и о том, как прекрасно ветераны и добровольцы,
– Я потерял мальчика, Парвия.
– Он сглотнул, вспомнив огненный ад, из-за которого на раненых обрушилась частично достроенная крыша храма, где укрывались Парвий и собака Катона, Кассий.
– У бедняжки не было ни единого шанса.
– Он на мгновение замолчал, глядя вниз.
– Мне очень жаль, - сказал Катон.
– Я знаю, что он был для тебя как сын.
– Да... он был. Мне придется рассказать Петронелле. Она чувствовала то же самое.
– Я знаю.
– Парвий был не единственным, кого мы потеряли.
– Макрон поднял глаза.
– Еще был Аполлоний.
– Аполлоний?
– удивился Катон, хотя бы потому, что греческий шпион был исключительно искусным во владении оружием и обладал беспрецедентным инстинктом выживания.
– Он остался с тобой до конца?
– Его конца, да. Говорю тебе, Катон, он был одним из самых храбрых людей, которых я когда-либо встречал. Он умер, спасая меня. Знаешь, я его много докучал. За те несколько лет, что мы находились рядом, я всегда относился к нему с подозрением и недоброжелательностью. В наши последние дни в Камулодунуме я наконец узнал его достаточно хорошо, чтобы назвать другом. Мне бы хотелось, чтобы это произошло задолго до этого.
– Его было нелегко понять, Макрон. Не вини себя за это.
– Возможно, но я все равно скорблю по нему. По нему и всем остальным, павшим в колонии.
Катон почувствовал, как между ними возникла тень, и приготовился услышать ответ на незаданный вопрос, который требовал ответа до того, как Макрон доложит наместнику.
– Как тебе удалось выжить, брат?
Макрон взглянул на него.
– Были моменты, когда мне хотелось бы, чтобы мне это не удалось. На любого человека, который воскресает из мертвых, когда все его товарищи пали, неизбежно будут смотреть с подозрением. Всегда найдутся те, кто усомнится в том, что я говорю. Даже если бы все произошло именно так, как я говорю.
– Я не буду подвергать сомнению это, - ответил Катон.
– Ты знаешь это.
– Я знаю.
– Так скажи мне, брат.
Макрон собрался с мыслями и рассказал своему лучшему другу о судьбе тех, кто был взят живыми при падении храмового комплекса в Камулодунуме. Он не умолчал о подробностях пыток и казней, поединка с защитником Боудикки, своего побега из лагеря повстанцев и долгих часов, проведенных в укрытии, пока враг рыскал по сельской местности в поисках римского пленника, обещанного богам бриттов в качестве жертвоприношения. После того, как его украденная лошадь угодила в кроличью нору и захромала, ему пришлось продолжить путь пешком, скрываясь в светлое время суток и осторожно продвигаясь в направлении Лондиниума под покровом темноты. В какой-то момент у него поднялась температура, и он был вынужден спрятаться в лесу недалеко
– Клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим, ты был моей последней надеждой. Если бы ты и твои парни уехали, я был полон решимости выступить против мятежников и погибнуть, сражаясь. Я не собирался быть сожженным в качестве жертвоприношения. Не так...
– заключил он с содроганием.
Катон выслушал рассказ со смесью ужаса перед испытаниями, которые пережил его друг, и одновременно с безудержным восхищением его силой духа и удачей. Макрон был фаворитом Фортуны.
– Брат, я должен сказать тебе еще кое-что, - вполголоса добавил центурион, многозначительно указывая на людей, едущих позади них.
– Но только тебе.
Катон проскакал небольшое расстояние вперед, прежде чем снова замедлить ход, и мгновение спустя Макрон оказался рядом с ним.
– Достаточно?
Макрон облизнул губы, собираясь с силами, чтобы заговорить. – Восстание. Это моя вина, что оно началось.
Катон посмотрел прямо на него.
– Твоя вина? Как это возможно?
Выражение лица Макрона было болезненным.
– Ты помнишь, что Дециана послали взыскать долг с иценов? И что я должен был командовать его эскортом?
– Да.
– Дециан вышел далеко за пределы своих полномочий. Когда Боудикке не удалось найти монеты, он взял ее в заложники вместе с дочерьми. Он также конфисковал все переносные ценности, которые наши люди смогли найти в столице иценов, прежде чем отправиться обратно в Лондиниум.
Катон покачал головой.
– Идиот. Он не смог бы более серьзно оскорбить племя, если это, конечно, и не было его целью.
– Это еще не самое худшее, - продолжил Макрон.
– Один из людей Дециана отстал от колонны, и я повел нескольких ребят искать его, но он уже был убит, когда мы его нашли. Пока меня не было, Дециан приказал высечь Боудикку, а затем позволил своим людям изнасиловать ее дочерей на ее же глазах...
Катон на мгновение зажмурился и поклялся молча покончить с Децианом, медленно и мучительно. Ни один человек, причинивший столько кровопролития, не заслуживал милосердной смерти. Он повернулся к Макрону, нахмурившись.
– Как это может быть твоей виной тогда? Ты говоришь, что тебя не было рядом с колонной, когда это произошло?
– Да, и когда я вернулся и услышал, что сделал Дециан, я пошел в его палатку, намереваясь задушить этого ублюдка. Лучше бы я это сделал, вместо ...
– Вместо?
– подсказал Катон.
– Вместо чего?
Макрон посмотрел на него со страданием.
– Я помог им сбежать, парень. Боудикке и ее дочерям. Мы знаем ее, ты и я. Мы сражались на ее стороне. Я считаю это за честь, как и ты. Как я мог позволить, чтобы с ней так обращались и тащили в Лондиниум в цепях? Кроме того, я хотел, чтобы она знала, что Дециан – это не Рим. Мы лучше этого. Поэтому я освободил их и отправил обратно к их людям. Я сказал Дециану, что они, должно быть, нашли небольшой нож в телеге, к которой были привязаны, и использовали его, чтобы разрезать свои путы...
– Он сделал паузу.
– Теперь ты понимаешь?