Возвращение домой
Шрифт:
Крылатый всадник с, перекинутой через седло бездыханной Трицитианой, не пожелал стать свидетелем того, что сейчас должно было произойти с девочкой. Он тронул своего коня шпорами и поехал прочь.
Лиса кусалась, царапалась, старалась вырваться, но смуглые грязные руки южан держали крепко. И тогда варварка прибегла к последнему средству, к оружию отчаяния, которое доступно лишь прекрасной половине человечества. Девочка пронзительно завизжала.
Крепко зажмуренные глаза Мамбы резко открылись.
Аргилай скрипнул зубами, по-звериному оскалился и спрыгнул с крыши. Это не было похоже слепую ярость, которая уже не раз овладевала юношей в бою. Это было что-то иное. Словно давно забытое
Аргилай подобрал арбалет. Распрямился. Краем глаза уловил движение — его одновременно атаковали двое южан. Лаи зарычал и рубанул полумесяцем арбалета по древку топора, летящего ему в голову. Древко сломалось. Легко увернулся от тычка копьем второго противника. Юноша дрался не размышляя, отдаваясь сражению очертя голову, словно любовной утехе. Первый противник упал с рассеченным лицом, второй — лишился кисти руки и скуля, уполз в сторону. Лаи достал стрелу и положил ее в окровавленное ложе из Мурдского дуба.
Лису отпустили. Южане увидели на что способен перемазанный кровью северянин с безумными глазами, и решили не атаковать его в лоб. Воины Хадна-ара, проворно обходили нового врага по кругу, чтобы окружить и напасть одновременно со всех сторон. Их было девять против одного. И будь Аргилай хоть трижды мастер меча или великий воин, коими он не являлся, шансов у юноши было не больше чем волос на голове Локкириана.
Молча и стремительно Мамба обрушился на врагов, словно ураган на деревню. На темнокожем лице ярким пятном светился белозубый оскал хищника. Взмах огромной сабли и противник упал на землю, а его бородатая голова покатилась в сторону. Другой попытался повернуться к чернокожему великану, но не успел и был разрублен от плеча до пояса. Лаи выстрелил, попал и тут же рубанул полумесяцем арбалета.
Четверо оставшихся в живых бойцов армии Хадна-ара трезво оценили ситуацию и предпочли пустить наутек.
Мамба убрал двуручную саблю в заплечные ножны и поднял на руки перепачканную, испуганную, но почти невредимую Лису. Худшее не успело случиться с девочкой, подмога подоспела вовремя.
— Я позабочусь о ней. — заверил гигант, с некоторым беспокойством и страхом поглядывая на Аргилая.
Лаи кивнул и отправился к коновязи. Там все еще стояло несколько лошадей. Некоторые давно сбежали, оборвав уздечки. Но Упрямец был на месте, оседлан и готов к битве. Юноша одним прыжком вскочил в седло.
— Я знаю южный диалект. — внезапно сказал Мамба, баюкая Лису в своих могучих черных руках. — Тела командующих забрали, для устрашения. Их собираются распять на столбах.
Начавшее было угасать пламя, взметнулось с новой силой. Словно в костер, бушующий внутри Аргилая, плеснули масла. Воображение юноши четко нарисовало долговязую женскую фигуру с рыжими волосами, облепившими бледное лицо, чье тело прибивают к столбу большими ржавыми гвоздями.
Застоявшийся упрямец чутко отозвался на легкий удар пятками по ребрам: рванул с места в галоп, и тут же перешел в карьер.
Встречный поток воздуха встрепенул мокрые волосы и упругим кулаком уперся в лицо. Скорость пьянила и раздувала внутренний огонь. Сейчас юноша не чувствовал себя человеком, он был идеей, стремлением, стрелой, спущенной с тетивы. Жар распирал Лаи изнутри, обжигал ненавистью и желанием убивать. Это даже был уже не огонь, это было солнце, свет, рвущийся наружу. И Аргилай не стал его сдерживать. Лаи открыл рот и выпустил жар на волю. Этот свет стал криком. Бессвязным, бессловесным первобытным воем. Крик поднялся в небо над разгромленный баррикадой и полетел дальше на север. Его услышали остатки защитников баррикады, которые еще сражались. Его услышали эльфы, горько оплакивающие своего принца. Он долетел даже до тех, кто, поддавшись страху, бежал прочь. И все, услышавшие крик, повернулись и посмотрели на юг на всадника, на безумного одиночку, ринувшегося в атаку на отступающего врага. И все увидевшие
Но Аргилай ничего из этого не знал. Он просто жаждал убивать врагов и не позволить осквернить тело своей наставницы. А может просто искал смерти. Хотел уничтожать, жаждал мстить всем тем, кто искалечил его жизнь. Всем, кто убивал его друзей. И сейчас сосредоточением этой идеи стал крылатый всадник, на чьем седле безжизненно покачивалось тело Трицитианы.
На скаку юноша прицелился из арбалета. Выстрелил. Конечно, промазал. Арбалет стал мешать и Лаи его выбросил.
Земля была усеяна трупами врагов и словно белоснежной травой утыкана эльфийскими стрелами. Музыкальные стрелы больше не пели, они хрустели под копытами. А впереди уже маячили два столба с т-образными перекладинами, которые не оставляли вариантов своего предназначения. На одном из столбов уже кто-то висел, а рядом суетились вооруженные люди. Много вооруженных людей. Если крылатый всадник добреется туда, то затея Лаи обречена на провал.
У Аргилая не осталось никакого оружия, но оно и не требовалось. Он сам стал оружием. Стал един с конем. Лаи несся по степи, а грязь комьями летела из-под копыт его скакуна. Цель медленно приближалась. Конь крылатого всадника ничем не уступал Фельдбонскому боевому, но над ним не довлела пылающая ярость и воля седока. Воин в темной броне с крыльями за спиной слишком поздно заметил погоню. Увернуться он не успел. Упрямец на огромной скорости протаранил всадника, бросая и коня, и седока на землю. Повинуясь законам инерции, Аргилая выкинуло из седла. Вначале он перекувырнулся в воздухе, затем на земле. Встал, не замечая боли в рассеченных ногах и оцарапанных ладонях, с которых капала кровь, и медленно пошел к поверженному противнику. Крылатый всадник лежал на земле. Одно крыло погнулось, другое отломилось. Правую ногу всадника придавило и, вероятно сломало, упавшим конем. Конь силился подняться, но тяжелая броня мешала ему это сделать. Боец был еще жив и лежа на спине, пытался выползти из-под туши животного. Тело Трицитианы лежало рядом в нескольких шагах.
— Полетай-ка теперь, петушок! — прохрипел Лаи каким-то чужим голосом, сорванным от бессвязного крика.
Тот самый тяжелый полуторный меч, который еще недавно пил эльфийскую кровь, торчал из ножен, притороченных к седлу. Юноша взял его и отбросил в сторону. В это время крылатый всадник смог выползти из-под своего скакуна, и теперь силился подняться. Лаи не дал ему такой возможности — сел на поверженного врага сверху и попытался сорвать с того шлем. Шлем никак не снимался, из узких прорезей забрала на него с ненавистью и страхом смотрели светлые глаза. Метнулась, закованная в сталь рука. Острый кинжал метил в шею юноши. Но Лаи легко перехватил руку и заломил кисть противника до мерзкого хруста. Крылатый всадник закричал. Рядом лежал увесистый камень. Аргилай подобрал его. Поднял и обрушил на шлем. Никаких повреждений, кроме пары царапин на черном металле. Юноша не сдавался, он только вошел во вкус. Для него перестало существовать все, кроме шлема и камня. Это было даже увлекательно — Лаи бил и кричал, кричал и бил. А потом уже хрипел, потому что горло отказывалось кричать.
— Как по мне: так уже вполне достаточно. Не?
Тяжело дыша, Аргилай сморгнул и словно впервые, уставился на поверженного противника. Черный шлем-ведро был сильно покорежен, и похож на раздавленное яйцо. Красноватое содержимое этого яйца растеклась большой лужей вокруг остатков головы крылатого всадника.
— Хотя почему бы не вдарить еще разок. — вновь подсказал кто-то. — Для надежности.
Лаи повернулся на голос и сфокусировал взгляд на его источнике. Незнакомец был невысок ростом, одет в черную кожаную куртку с заклепками, а лицом и мимикой напоминал хорька. Но самое удивительно являлось то, что мужчина держал Упрямца за уздечку.