Враг народа. Академия красных магов
Шрифт:
— Требую отменить результаты недавнего поединка! — пламенно выдал он. — Было мошенничество, которое студсовет отказался признать. Другая сторона пронесла на арену дополнительные материалы. Гвозди!
— Правилами не запрещается, — спокойно заметил директор, — использовать немагические предметы во время боя. К тому же их одобрили и твоя сторона, и судья поединка.
— Но, Владимир Алексеевич, — возмутился Голицын, — эти гвозди в итоге дали им значительный перевес сил!
— А разве не в этом, — с улыбкой отозвался Звягинцев, — смысл поединка?
Влад нахмурился. Именно поэтому он и заявился к директору лично —
— А если бы я взял, — отчеканил Влад, — и принес туда пулемет. Это было бы честно?
— А вот использовать оружие на арене запрещено.
— Но их гвозди тоже стали оружием!
— Стали, но не были, — возразил директор. — Ребята показали новый способ применения магической силы в бою. Никто не думал, что так можно использовать магнетику. И если в будущем случится война, гвозди выйдут для фронта гораздо дешевле, чем патроны. Поэтому если они снова вынесут гвозди, я позволю, а пулемет — нет. Уловил суть?
Тон как всегда был интеллигентно-сдержанным, но при этом не мягким, а твердым, как стена, о которую разобьются любые возражения. Нехотя кивнув, Голицын поднялся с места и направился к двери. Однако на пороге он остановился.
— Не думал, что вы заведете себе любимчиков, — не поворачиваясь, выдал Влад. — Тогда уж последите за ним, чтобы не вышло чего. Тут таких особенных не любят…
Он толкнул дверь и вышел, волоча за собой, как мантию, длинную бурую волну злости. Звягинцев невольно усмехнулся, а затем, отвернувшись от опустевшего порога, уже с серьезным видом подхватил верхнюю бумагу со стола, которую изучал до прихода студента. С несколькими размашистыми подписями и большой синей печатью, этот документ был тем, что оспорить не мог даже он.
За дверью вдруг раздались шаги — причем в двойном размере. Следом послышались недовольные голоса — сначала два, потом три. Его секретарша возмутилась внезапному визиту, но все же посетителей пустила, видимо, не сумев их остановить. Затем раздался решительный стук в дверь, какой студенты себе бы не позволили.
— Входите, — директор отложил бумагу, уже зная, кто войдет.
Дверь распахнулась, и порог поочередно переступили двое — Григорий Николаевич Ковалевский и мужчина помоложе — лет тридцати на вид, в строгом черном костюме, внешности интеллигентной и при этом неприметной, будто намеренно не хотел выделяться из толпы. Со стороны могло показаться, что в кабинет вошла копия самого Звягинцева, каким он был лет двадцать назад.
Дверь захлопнулась, и мужчины с досадой переглянулись, явно спорившие о чем-то до этого и продолжавшие спорить сейчас.
— Повторяю, — отчеканил Ковалевский, — он еще не готов!
— Я думал, — проворчал его собеседник, — Островского сложно уговорить, но с тобой еще сложнее…
— Гриша, Андрей, присаживайтесь, — спокойно вмешался директор.
Оба тут же приземлились на стулья, стоявшие по другую сторону его длинного стола.
— Что у вас случилось?
— Ровно то же, что и в нашу предыдущую встречу, — чуть сердито отозвался Ковалевский.
Хозяин кабинета с легким укором перевел взгляд на второго гостя.
— Андрей, мы же говорили, что юноша еще не готов. К чему опять этот разговор?
— А
— Им-то он зачем? — нахмурился Ковалевский.
— Отличный инструмент, — не менее мрачно отозвался Звягинцев-младший. — Допросы, ломки сознания. Поняли, что иметь своего менталиста в штате очень полезно… Отдайте его лучше мне, — с жаром добавил он, — пока не поздно! Подумаешь стихии еще нет! Чистую энергию ведь уже чувствует…
— Не только чувствует, — качнул головой директор, — но и, оказывается, видит.
На несколько мгновений кабинет окутала тишина. Андрей изумленно застыл на месте, осмысляя сказанное.
— А вы не думали… — после паузы начал он.
— Конечно, думали, — нетерпеливо перебил Ковалевский. — Но это было бы уже слишком. Менталист, да еще и высшая магия… С этим он как зрячий среди слепых.
— Тогда тем более он не может быть ничьим!
— Думаешь, ты первый, кто догадался? — Ковалевский окинул собеседника колким взглядом. — Вот только я просмотрел все списки династий, все имена — и ни одного пропавшего ребенка его возраста. В КМБ, могу поспорить, тоже все архивы перекопали.
— А Раевский, — спокойно заметил директор, — сегодня принес официальный запрос на проверку его крови.
Подняв со стола, он показал лежащий сверху листок с печатью и подписями и небрежно бросил его обратно.
— Но это же месяцы ожидания… — пробормотал Андрей.
— Жаль, что не годы, — сухо заметил Ковалевский. — Ну какая ему магразведка? Какое КМБ? Он только на первом курсе!
— Нина начала с нами работать с первого курса, — возразил его собеседник.
— Только он не Нина, — отчеканил Ковалевский. — Отвратительные манеры, никакого воспитания! Вон уже на третий день наказали за нарушение распорядка!
— Да кого это вообще волнует?
— А ты что, хочешь второго Егора?
Имя, звеня, замерло в воздухе. Его уже давно здесь предпочитали не называть.
— Одну змею мы уже пригрели, — холодно бросил Звягинцев-младший, — вторая нам не нужна. Если с ним получится так же, то головы полетят. И на этот раз твоя будет первой! — он резко повернулся к Ковалевскому. — Твои же ученики…
Недобрая тишина мигом окутала кабинет.
— Чтобы не получилось так же, не давите, — невозмутимо вмешался следивший за спором директор. — Ни ты, ни КМБ. Дайте юноше осмотреться и самому понять, чего он хочет. Торопить не нужно.
— Ну хоть бы начал с ним занятия… — после паузы проворчал Андрей.
— Нет, — упрямо отрезал Ковалевский, — он еще не готов. Кто же виноват, что менталисты, почувствовав свою силу, забывают о границах? А границ этот мальчишка пока не понимает…
Глава 33. Секция запретных книг
Табличка “Библиотека” на огромной дубовой двери сообщила, что добрался я как раз по адресу. Я переступил порог, и высоченные стеллажи, аж до потолка заставленные книгами, мигом окружили со всех сторон. Недалеко от входа за столами с лампами и стульями, уткнувшись в учебники, усердно занимались студенты, перелистывая страницы и что-то скрупулезно выписывая в свои тетради. Обогнув их, я подошел к небольшой стойке, где добродушная старушка — та же, что и в прошлый раз — почитывала пухлый томик.