Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Побежать значило бы кликать смерть, тело бы не успело приспособиться к изменению температуры, и такое тепловое пятно не заметить было бы невозможно.
Один угорь пробрался слишком далеко и собирается ползти дальше. На животе Калам двинулся вперёд, выбрался на влажные камни мостовой, прижался к ним лицом, чтобы дыхание вырывалось вниз.
Чародейство расхолаживает охотников, они ленятся реагировать на то, что не кажется очевидным — при усиленных-то чувствах. Они забывают игру теней, музыку темноты, самые тонкие и неприметные
Он не мог поднять глаза, но знал, что на самом деле совершенно открыт, точно червяк на вымощенной крупными плитами тропинке. Где-то в душе кипело желание заорать от ужаса, но убийца его подавил. Высшая дисциплина — безжалостная госпожа его духа, тела, самого сознания.
Больше всего он боялся, что в тучах на небе образуется разрыв. Луна стала ему врагом, если она пробудится, даже самый ленивый дозорный не пропустит тень, которую Калам отбросит на мостовой.
Минуты шли, а он полз — мучительно медленно — через улицу. В городе царила мертвенная, неестественная тишина. Лабиринт ловушек, который для него заготовили охотники на случай, если жертва сможет зайти так далеко. В голове скользнула мысль — меня уже заметили, но зачем же портить игру? Охота должна давать длительное наслаждение, удовлетворить жажду мести братства. Зачем вообще готовить лабиринт, если убьёшь жертву до того, как она в нём заплутает?
Эта горькая логика впивалась в грудь раскалённым кинжалом, грозила разрушить маскировку сильнее, чем что бы то ни было. Однако Калам сумел приподняться очень медленно, задержать дыхание, прежде чем поднять глаза.
Он оказался под тележкой, коснулся темечком её дна.
Убийца замер. Они, конечно, ожидали состязания в скрытности, но ловкость рук была не единственным талантом Калама. Всегда они пригождались — другие, неожиданные умения… Убийца скользнул вперёд, оставил позади тележку, затем ещё три, и наконец оказался рядом с воротами склада.
Основные ворота для грузов представляли собой массивные раздвижные панели, которые были сейчас скреплены цепью с мощным висячим замком. Однако рядом в стене обнаружилась калитка — и ещё один замок.
Калам метнулся туда и прижался к старому дереву. Сомкнул обе руки на замке.
Не было ничего скрытного в грубой физической силе Калама. Сам замок выдержал поворот, но петли на дверце — не справились. Прижавшись всем телом к краю двери, убийца заглушил треск дерева.
Замок и петли остались у него в руках. Не выпуская их, Калам потянул дверь на себя и приоткрыл — ровно настолько, чтобы проскользнуть в темноту внутри.
Быстро осмотрев главный зал, убийца оказался у стойки с инструментами. Там он забрал клещи, топорик, джутовый мешок с обивочными гвоздями и тупой рабочий нож — с отломанным кончиком и иззубренным лезвием. Там же Калам обнаружил кожаную кузнечную рубаху и натянул её. В задней комнате нашлась дверь, ведущая в переулок за складом.
До Мёртвого Дома, по представлению Калама, оставалось примерно шесть кварталов. Но Салк Элан знает — и там они меня будут ждать. Я был бы идиотом, если бы рванул сразу туда — и это они тоже знают.
Рассовав
Никого, и тучи текли сплошной пеленой. Из-за ставней нескольких окон сочился слабый свет, который только делал гуще мрак в других местах. Где-то вдалеке залаяла собака.
Убийца шагнул наружу и бочком двинулся по краю заставленного ящиками переулка.
В алькове около выхода из переулка собралось пятно ещё более густой, непроглядной темноты. Калам заметил его, присмотрелся. Вытащил нож и топорик — и молниеносно рванулся прямо во мрак.
Чародейская тьма окутала его, как только убийца оказался в алькове. Нападение было столь неожиданным, что двое Когтей внутри не успели даже достать оружие. Зазубренное лезвие ножа распороло горло одному из них. Топорик раздробил ключицу и засел в рёбрах. Калам выпустил рукоятку и закрыл ладонью рот жертве, дёрнул, так что голова с хрустом врезалась в стену. Другой Коготь — женщина — с хрипящим бульканьем осела у стены.
В следующий миг Калам уже обыскивал тела, собирал метательные звёздочки, ножи, две пары коротких, широколезвийных стилетов, гарроту и самую ценную добычу — безрёберный арбалет Когтей, винтозарядный, маленький и смертоносный, пусть и на короткой дистанции. К нему прилагались восемь стрел, железные наконечники поблёскивали ядом, который назывался «белый паральт».
Калам снял с трупа мужчины тонкий чёрный плащ, набросил капюшон с марлевыми вставками около ушей. Передняя завеса клобука тоже была из тонкой газовой ткани, позволявшей сохранять боковое зрение.
Чародейство растаяло к тому моменту, когда он закончил. Выходит, по меньшей мере один из убитых был магом. Какая халатность — они у Шика совсем размякли.
Калам выдвинулся из алькова, поднял голову и принюхался. Связь в Пятерне разорвана: остальные уже знают, что пришла беда, и сейчас медленно, осторожно приближаются.
Калам улыбнулся. Вы-то рассчитывали, что жертва побежит. Но уж простите.
И он вышел в ночь, чтобы начать охоту на Когтей.
Глава Пятерни склонил голову набок, затем вышел на открытое пространство. В следующий миг из переулка выступили две фигуры и подошли ближе, чтобы переговорить.
— Кровь пролилась, — пробормотал главарь. — Шик будет… — Он обернулся на тихий щелчок. — Ага, сейчас узнаем подробности, — сказал он глядя на приближающегося коллегу в плаще.
— Убийца пришёл сюда, — прорычал новоприбывший.
— Я бы Шику патлы повыдёргивал…
— Правильно, пора ему уже понять.
— Что…
Оба спутника главаря упали на мостовую. Огромный кулак врезался в лицо Когтю. Кости и хрящи захрустели. Главарь моргнул невидящими, налившимися кровью глазами. Носовая перегородка вошла ему в передний мозг, и Коготь повалился на землю.
Калам присел, чтобы прошептать в ухо мертвецу:
— Я знаю, что ты меня слышишь, Шик. Две Пятерни осталось. Прячься или беги — я всё равно тебя найду.