Времена грёз. Том 2

Альсури Мелисса

— Сэра? Ты проснулась?

— Да.

Отбросив одеяло в мою сторону, принцесса села в постели рядом, виновато заламывая руки. Ее светлые спутанные локоны обрамляли порозовевшее, чуть опухшее лицо. Милейший шелковый пеньюар едва доходил до колен, открывая аккуратные светлые ножки. Взгляд еще сонный, разморенный, но уже с отпечатком тревоги и растерянности пробрался мне под под кожу сотней мелких иголочек.

— Ох, Сэра, мне так стыдно.

— За что?

— Мы здесь, в постели, ты, наверное, злишься…

—

Совсем нет, с чего бы?

— Я потащила тебя в бар, напоила, а там…

— Глупости какие.

Уна виновато опустила плечи, в уголки глаз набежали слезы, слов для спокойствия принцессы откровенно не хватало. Я поторопилась сесть и притянуть ее к себе, поймав в объятья. Нежность, еще недавно невыносимо заполнявшая меня, снова затрепетала в груди. Едва забрезжившие сомнения смела безумная притягательность и явная симпатия Уны. Не о чем было жалеть, так много внимания и любви мне давно не доставалось, давно я не чувствовала себя настолько живой и, может быть, безрассудной. Будто я снова была человеком, а не чужим инструментом или памятником скорби. Уму непостижимо, как редко это удается ощутить.

— Сэра, мне так неловко.

— Правда? Что-то я не припомню подобного вчера, когда ты до хрипоты спорила с Морганом о вкусе моих губ.

— О, боги…

Спрятав раскрасневшееся личико на плече, Уна обняла меня в ответ, удобнее расположившись на моих коленях. Пеньюар бесстыже задрался, обнажая в боковых разрезах округлые бедра, расцвеченные следами от ткани. От одного их вида меня бросило в жар. Смутное ночное воспоминание подсказало, что принцесса специально выбрала такую одежду, желая покрасоваться передо мной. Ей нравилось то, что я не могла отвести взгляд.

Осторожно прикоснувшись к оголенной коже, я с благоговением провела ладонью от розоватого колена, выше, к краю шелковой ткани. Такую красоту стоило запечатлеть в камне рукой настоящего мастера, но едва ли вышло бы передать этот потрясающий оттенок.

Может, нарисовать картину? Не дай боже ее кто-то увидит, но для себя, увековечив настолько интимный момент, прежде чем…

Прежде чем…

Уткнувшись в светлую макушку, я вдохнула аромат ванили, мне показалось, что она слегка горчила на языке.

— Как же тебя угораздило стать невестой Аластора.

— Отец оставил завещание Авелю с просьбой позаботиться о моем будущем. Он хотел, чтобы я попала в надежные руки, и лучше Кейна на эту роль никто не подошел. Брат быстро договорился о свадьбе и поставил меня уже перед фактом, по его мнению я должна быть счастлива и благодарна за это.

— Он знает о твоих предпочтениях?

— Конечно, но, как и мама, считает это мимолетной глупостью. Это пройдет, как только я стану настоящей женщиной и пойму, каково это — делить постель с мужем. Я стану счастлива, действительно счастлива под опекой Аластора, родив ему наследника и сидя до конца жизни дома в окружении слуг.

— Уна…

—

Обязательно полюблю его, другого и быть не может, не бывает иначе, так что это мой единственный путь. Смириться и стать хорошей, покладистой женой.

Она стиснула в руках мою рубашку, не поднимая головы, и дрожала так, словно я собиралась отдать ее в чужие руки прямо сейчас. Пришлось прижать ее к себе покрепче, притянуть горящие щеки к лицу, мягко расцеловать мокрые следы, напомнив, что я всё еще рядом и всё еще на ее стороне.

— Радость моя, давай я увезу тебя отсюда, украду, спрячу, я знаю как.

— Меня всё равно найдут, из-под земли достанут, и я не могу оставить здесь маму без опеки и Моргана, я всю жизнь провела с ним.

— Тогда, может, мне поговорить с Аластором? Вдруг он откажется?

— От денег? От еще одной огромной компании, к которой уже имеет доступ? Это всё равно нужно передать хоть кому-то, а я главный ключ к благосостоянию Макдоннеллов, это бессмысленно. У меня есть только один выход: подчиниться и сделать так, как просят другие, но знаешь… у меня есть готовый план.

— Какой?

С каким-то странным болезненным воодушевлением Уна села, отпустив меня, и, глубоко вздохнув, начала загибать пальцы.

— Я поговорила с Морганом, и мы решили, что если мне очень сильно повезет, и я буду беременна после первой брачной ночи, то ей всё и ограничится. Маковая настойка уже подготовлена, я надеюсь, все пройдет не очень больно, в лучшем случае я даже не вспомню, что он делал, а после могу постоянно ссылаться на мигрень. Если первым родится наследник, то Кейну от меня больше ничего не будет нужно, он сможет завести любовницу, я обязательно его в этом уличу, и мы проживем остаток жизни в разных домах. Сына всему обучат няни.

— А если тебе не так сильно повезет?

— Ну-у… Маковой настойки у меня много, знакомые в браке говорили, чтобы отвадить мужа от спальни, нужно лежать бревном и совсем ничего не делать, правда, это не со всеми работает… но, если мне совсем не повезет, то я выпью весь пузырек за раз. Я не смогу терпеть насилие и прятать синяки за длинными рукавами, как это делают другие. Глубокий, нескончаемый сон будет самым простым выходом. Как видишь, мы все продумали. Морган, наверное, единственный, кто мог понять меня и поддержать в этой ситуации, я так благодарна ему за помощь.

Уна улыбалась грустно, будто бы с потаенной надеждой, пытаясь то ли успокоить себя, то ли меня убедить в том, что всё находится под ее контролем, но мне стало дурно только от воспоминания о действии опиума. Эльфийская королева при встрече с Ньярлом была словно растение, потерянной кем-то тряпичной куклой. Такое же состояние ждет принцессу? Как много ей нужно яда? Не переборщит ли она? Сможет ли сохранить свой разум?

— Едва ли Морган был рад подсказывать такое, настойка это его идея?