Времена выбирают
Шрифт:
– Точно! Так и будет! А потом будет большой парад на Красной площади, и принимать его будет сам Сталин.
Мария улыбнулась – ну кто же не знает про Парад Победы 24 июня 1945 года! Но тут же спохватилась – до него ещё почти два года. И не все до него доживут. А ведь это касается и её – ТАМ, в 1968-м, так горячо уверяли, что вытащат отсюда в любом случае, что она подсознательно считала – здесь с ней ничего не случится. Здесь ненастоящая жизнь, а так – историческая реконструкция. И даже её ранение – составная часть игры, хотя, конечно же, было больно, и даже шрам
Голова закружилась, ноги стали ватными, сдавило грудь. Она тяжело осела на нары. Галка, её заместитель и соседка по нарам, забеспокоилась:
– Машка, что с тобой? Ты совсем белая стала. Плохо, да? Что, рана болит? А может, ты на улицу хочешь, на свежий воздух?
– Нет, Галя, всё в порядке, – через силу улыбнулась Мария. – Просто ещё не выздоровела после ранения. Полежу – и всё пройдёт.
– Ты если чего – зови, – взволнованно сказала Галка, укрывая её шинелью.
Мария уставилась в потолок землянки, с которого время от времени сыпались песчинки. Всё-таки хорошие девчонки в её расчёте, хоть и из глубинки. Под шинелью тепло, и вскоре она задремала. Сколько ей будет в 1968 году? А сейчас ей сколько? Она вспомнила, как смотрела документы убитой лётчицы – 1923 года рождения. Значит, сейчас ей 20 лет, а в 1968 году будет 45. В принципе, ещё нестарая тётка.
И вдруг она увидела, как откинулась плащ-палатка, и в землянку вошла девушка. Но не из её расчёта, а какая-то незнакомая, и почему-то в лётном шлеме и очках. Девушка подошла ближе и сняла очки. Это же убитая лётчица! Как она здесь оказалась, ведь Мария её похоронила?
– Ну как тебе на моём месте? – спросила гостья.
– Я… Я… – от ужаса у Марии перехватило дыхание. – Так получилось…
– Ну что уж теперь делать? – гостья присела на нары. – Живи теперь. За себя и за меня.
– А ты знаешь, что я… – Мария не знала, как сказать. – Я же из будущего…
– Я знаю, – кивнула гостья.
– А сержант Егоров, который погиб там, на переправе – он правда мой отец?
Мария была в этом уверена, но раз уж есть возможность уточнить у человека ОТТУДА – почему бы не спросить? Почему-то её не удивляло, что она разговаривает с мёртвой. А что тут особенного – вот она сама, например, ещё не родилась.
– Да, это твой отец – Егоров Сергей Васильевич, 1920 года рождения, беспартийный.
– Послушай… – Мария попыталась приподняться на нарах, но всё тело как одеревенело. – Что мне теперь делать? Я даже не знаю, кто я и откуда. Как мне дальше жить?
– Я же сказала – живи за себя и за меня, – гостья положила ладонь на её ногу, и Мария даже через шинель почувствовала могильный холод. Она попыталась поджать ноги, но запуталась в полах шинели.
– Машка, Машка! – вдруг услышала она голос подруги. – Девчонки, сбегайте кто-нибудь за врачом!
Мария приоткрыла глаза – Галка наклонилась над ней и глядела испуганно.
– Что случилось?
– Машка, ты что-то кричала во сне. Таким жутким
– Наверное, это после ранения, – предположила Мария. Приснившийся кошмар ещё не развеялся, и её продолжало трясти. Снаружи раздались голоса, и в землянку вошёл доктор из медсанбата.
– Чего у вас тут?
– Вон ей плохо, – Галка показала на Марию. – Видите – трясёт всю!
Доктор положил Марии руку на лоб, потом нащупал пульс, заглянул в глаза.
– Недавно из госпиталя?
– Да, – кивнула Мария.
– С чем лежали?
– Ранение в грудь.
Доктор чуть подумал и сказал:
– Температура нормальная, лихорадки нет. Это нервы. Окопная болезнь. Слышали про такую?
– А вы ей лекарство дадите? – попросила Галка.
– Лекарство? – задумался доктор. – Дай-ка мне стакан.
– С водой?
– Нет, пустой.
Внимательно посмотрев стакан на просвет, доктор снял с ремня фляжку и налил полстакана прозрачной жидкости.
– Пей!
– А что это? – недоверчиво спросила Мария.
– Лекарство. Пей, только залпом.
Мария выпила и тут же закашлялась – в стакане был спирт.
– Самое доступное и распространённое лекарство он нервных болезней, – пояснил доктор и сказал Галке. – Ты побудь с ней немного, пока лекарство не подействует. А я здесь больше не нужен.
Лекарство фронтового доктора подействовало быстро. Мария согрелась и перестала дрожать. Тоска и тревога ушли, вместо них на неё напала болтливость. Девчонки набились в землянку и слушали её рассказы.
– Пройдёт всего двадцать лет после войны, а советский человек полетит в космос, атомная энергия будет двигать подводные лодки и ледоколы. А вы знаете, что такое телевидение? Это как радио, но с картинками.
Девчонки смотрели на неё с испугом и восхищением.
– Машка, а ты в Москве была?
– А как же!
– На метро каталась, на ВДНХ гуляла?
– Конечно! Там рядом с ВДНХ сейчас построили Останкинскую телебашню. Представляете – такая игла воткнута в московское небо, высотой больше 500 метров. Что, не верите? Вот война кончится, вместе съездим, посмотрим.
– А Дворец Советов достроили?
– Какой дворец? – не поняла Мария, но её несло дальше. – Высотки построили. Главное здание МГУ на Ленинских горах – вот махина-то! Почти отовсюду видать.
– Машка, а ты Сталина видела?
– Сталина? – тут до Марии стало доходить, что она несёт лишнее. – Нет, вот Сталина не видела.
– Что же ты в Москве была, а Сталина не видела?
– Ты что думаешь, он там на метро ездит? – попыталась выкрутиться Мария.
– Девчонки, я тут недавно в газете читала, что сейчас строятся новые станции московского метро, – показала свою осведомлённость Катька-телефонистка. – К новому году обещают три новые станции открыть. Представляете, мы тут воюем, а там метро строят, как будто никакой войны и нет.