Время наточить ножи, Кенджи-сан! 5
Шрифт:
— Измена? — переспросил он, его голос дрожал от ярости. — Для меня измена — это твой «Спрут», твой отец, ты, стоящий на моём пути. Я сделаю всё, чтобы твой ресторан стал синонимом смерти. И если для этого нужно отравить самого императора, я не остановлюсь. Ты кончен, Мураками. Кончен.
Он выпрямился, его глаза сверкали триумфом, будто он уже видел мой крах.
Я смотрел на Танабэ, его глаза горели ненавистью, а слова о яде и императоре всё ещё висели в воздухе кафе «Тишина Сэнсо-дзи», как ядовитый дым. Его монолог был не просто угрозой — он перешёл черту, и я знал, что это мой шанс. Его безумие стало его слабостью. Я откинулся в кресле,
— Знаешь, Танабэ, — начал я, мой голос был спокойным, почти ленивым, как будто мы обсуждали погоду. — Реклама — удивительная штука. Она может вознести тебя к небесам или втоптать в грязь. Когда-то всё было проще: напечатал листовку, повесил вывеску, и жди, пока люди заметят. Но сейчас? Информация летит быстрее, чем ты успеваешь моргнуть. Один пост в соцсетях, одно видео — и весь Токио знает. Маленький человечек говорит что-то в кафе, а через минуту его слышит миллион человек. Сила, правда?
Танабэ нахмурился, его пальцы сжали край стола. Он не понимал, к чему я клоню, но я видел, как его надменность начинает трещать по швам.
— Что ты несешь… — пробормотал он, его голос был тише, с ноткой подозрения.
Я улыбнулся, но в моей улыбке не было тепла — только холодная уверенность. Я наклонился чуть ближе, держа его взгляд.
— Сейчас всё так быстро, Танабэ, — продолжил я, словно объясняя ребёнку. — Один маленький человечек, вроде тебя, говорит что-то… ну, скажем, о яде и императоре. И весь Токио слушает. А знаешь, что делает это ещё интереснее? Технологии. Недавно я заключил контракт на рекламу. Взял в аренду LED-экран, огромный, размером, наверное, с футбольное поле. Прямо в центре Токио, на перекрёстке Сибуя.Эта штуковина мне понадобилась, кстати, именно из-за тебя. Пришло менять меню, вот и крутил я рекламу. Я могу транслировать туда что угодно, лишь бы это не нарушало законы Японии. Например… нашу беседу.
Танабэ замер, его лицо побледнело, глаза расширились. Он понял. Я видел, как осознание вползает в него, как яд, который он так любил упоминать.
— Что… — выдавил он, его голос дрогнул, и впервые за всё время я услышал в нём страх.
Я медленно достал телефон из кармана, не отводя от него взгляда. Экран уже светился уведомлениями. Я открыл видео, присланное Волком, который всё это время был наготове. На экране — толпа на перекрёстке Сибуя, люди, задравшие головы к гигантскому LED-экрану. А на экране — лицо Танабэ, крупным планом, его слова, чёткие и громкие: «Я бы сам насыпал яд в его еду, лишь бы император отравился в „Белом Тигре“!» Прохожие снимали это на телефоны, их голоса в видео были полны шока: «Это Танабэ?», «Он правда это сказал?», «Это же просто немыслимо!» Камера поймала момент, когда кто-то крикнул: «Позор „Серебряному Журавлю“!»
Я повернул телефон к Танабэ, чтобы он видел. Его лицо стало серым, как пепел. Он смотрел на экран, его губы дрожали, и я знал, что он видит свой конец. Его бизнес, его империя, его имя — всё рушилось прямо сейчас, на глазах у миллионов.
— Реакция людей не заставила себя ждать, — сказал я, мой голос был ровным, но внутри я чувствовал триумф. — Токио слушает, Танабэ. И они не простят того, что ты сказал. Твой «Серебряный Журавль» тонет. А ты… ты, скорее всего, отправишься за решётку. Измена, знаешь ли, серьёзное обвинение.
Он открыл рот,
— Ты хотел войны, — сказал я тихо. — Поздравляю, ты её проиграл.
Я повернулся и вышел из кафе, оставив Танабэ сидеть в тишине, которая теперь была громче любого крика.
Глава 20
Я вышел из кафе «Тишина Сэнсо-дзи», чувствуя, как адреналин всё ещё бьёт в виски, но на этот раз он был сладким, как вкус победы. Танабэ остался внутри, раздавленный, его империя рушилась прямо на глазах у миллионов благодаря видео на LED-экране. Его слова об отравлении Императора стали его приговором, и я знал, что «Серебряный Журавль» не переживёт этого удара. Прохладный воздух обдал лицо, и я глубоко вдохнул, позволяя себе секунду насладиться моментом. Улица была тихой, только редкие прохожие спешили мимо, не замечая, что только что произошло в этом скромном кафе.
Волк ждал у входа, прислонившись к чёрному внедорожнику. Его глаза, острые, как у хищника, сразу уловили моё настроение. Он ухмыльнулся, скрестив руки на груди, и его голос был низким, с ноткой уважения.
— Поздравляю, босс, — сказал он. — Ты разнёс его. Видео уже по всему Токио. Танабэ кончен.
Я кивнул, но не успел ответить. Из тени переулка, как стая волков, вышли трое. Хидео Кобаяши, начальник полиции, шагал впереди, его красное лицо было напряжённым, а глаза сверкали хищным блеском. Двое полицейских в форме следовали за ним, их руки лежали на кобурах. Мой желудок сжался. Ничего хорошего эта встреча явно мне не сулила. Кобаяши остановился в нескольких шагах, его губы растянулись в неприятной ухмылке.
— Кенджи Мураками, — начал он, его голос был официальным, но с ядовитой насмешкой. — Вы арестованы по подозрению в убийстве замминистра Сато. Следуйте за нами добровольно, или мы применим силу.
Я замер, чувствуя, как победа превращается в пепел. Убийство Сато? После всего, что я сделал, чтобы очистить своё имя?
Волк мгновенно шагнул вперёд, его рука метнулась к кобуре под курткой. Его лицо исказилось от ярости, и он прорычал, встав между мной и Кобаяши.
— Только через мой труп вы его возьмёте! — бросил он. — Кенджи невиновен, и ты это знаешь, Кобаяши!
Кобаяши даже не моргнул. Его ухмылка стала шире, почти звериной, и он склонил голову, как хищник, почуявший добычу.
— Осторожнее, — сказал он, его голос сочился угрозой. — Ещё одно движение, и ты пойдёшь как соучастник. Хочешь сидеть в камере рядом со своим боссом? Отойди. Сейчас же.
Напряжение в воздухе стало густым, как перед грозой. Полицейские за спиной Кобаяши напряглись, их руки сжали оружие. Волк не двигался, его глаза горели, и я знал, что он готов драться. Но я не мог позволить этому выйти из-под контроля. Я поднял руку, мой голос был твёрдым, несмотря на бурю внутри.
— Волк, убери оружие, — сказал я, не отводя взгляда от Кобаяши. — Если у них есть документы на арест, я подчинюсь закону. Покажите их, господин Кобаяши. Я хочу убедиться, что все по закону.
Кобаяши хмыкнул, но достал из кармана сложенный лист и развернул его передо мной. Ордер на арест, с моей фамилией, подписью судьи и печатью. Всё по правилам. Я стиснул зубы, но кивнул.
— Хорошо, — сказал я, глядя на Волка. — Передай всё Ичиро. Расскажи ему, что произошло. Он знает, что делать.