Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Шрифт:
– Почему против? Если Луарсаб вернется - получит уже укрепленное царство. Плен научил его отличать друзей от врагов... Царица Тэкле поклялась Папуна: "Луарсаб и Моурави будут вместе управлять царством. На том мое желание". Хорешани, Даутбек и все "барсы" готовы головы отдать за свободу царя. Тэкле жалеют.
– Автандил, брат мой! Давай выпьем холодного монастырского вина, у меня в нише приготовлено!
– Рядом с иконой? Э-хэ, монах, куда ты прячешь источник веселья!
– Это отец Трифилий для тебя прислал.
– Мой брат, если надел рясу, походи во всем на приятного "черного
– По-твоему, я должен скрыть услышанное от тебя?
– Рассказывать собеседнику, о чем ему давно известно, - значит уподобиться назойливой мухе...
Было воскресенье. Дым кадильницы плыл в полумгле. На клиросе звонко пели послушники: "Кирие элейсон! Кирие элейсон! Кирие элейсон!"
Бежан стоял рядом с Автандилом, осеняя себя крестным знамением. Настоятель пригласил братьев к себе на трапезу.
Пенистое вино и шипящие яства развеселили Трифилия. Он украдкой поглядывал на братьев, но сколько ни наводил разговор на откровенность, сыновья Георгия Саакадзе не прельстились на его приманку, хотя и с удовольствием осушали чаши, поддерживая веселость благочестивого отца.
Бежан думал: "Автандил прав, незачем сравниваться с глупой овцой, которую стригут для хозяина. Буду во всем подражать настоятелю. Молчание и ровное дыхание - неоценимые спутники при восхождении по крутой лестнице".
Через два дня Автандил прощался с братом. Благодарил отца Трифилия за радушный прием.
– Мой мальчик, здесь ты не гость, приезжай почаще в свой отчий дом!
– И Трифилий с особой нежностью поцеловал глаза Автандила - глаза Русудан...
Автандил прискакал в Носте, когда в замке погасли светильники и над круглой башней заклубился Млечный путь.
Похвалив сына за проявленную ловкость в первом порученном ему важном деле, Георгий благословил его на сон и остался наедине со своими думами.
Долго в ночной тиши слышались тяжелые шаги по каменной площадке:
"Так я и должен решить. Церковь тяготится непригодным правителем, князья стыдятся своего подчинения нецарственному отроку, амкары вздыхают о былом времени, когда они под звуки зурны несли в Метехи подарки царской семье, купцы избегают разговора о правителе - все хотят царя. И я - а не церковь и князья - должен выбрать царя Картли! Значит, устранить любезного мне Кайхосро? Опасно поощрять князей шептаться за моей спиной с отцами церкви... Вновь слышатся подземные толчки, и ради сохранения равновесия в Картли я обязан жертвовать всем. Надо дать стране царя из рода Багратидов. Но кого? Луарсаба? Если бы даже я хотел - невозможно. Мне ли не знать шаха Аббаса? Ему необходим царь-магометанин, и ни в угоду Русии, ни в угоду Риму он Луарсаба не уступит. А Луарсаб, несмотря на муки свои и Тэкле, решения не изменит. Кого же тогда? Есть только один, которому обрадуются и князья, и народ. Даутбек его недолюбливает, смеется: "Больше о шаири, чем о делах царства, печалится". Что ж, витать в облаках не так плохо. Возвращенный на престол стихотворец всем будет мне обязан. От меня получит скипетр уже объединенных
Тяжелым бременем ляжет на Картли прогулка застоявшихся коней, но успокоятся всадники в митрах и шлемах... А если посольство добьется помощи, хотя бы огненным боем, успокоюсь и я... Дато и Гиви сумеют разведать, насколько сильна торговая дружба Русии с Ираном и на что рассчитывает Турция, гоняя своих послов в Московию... Папуна тоже торопится в Гулаби, он должен помочь Кериму и еще раз попытаться освободить Луарсаба - значит, и Тэкле. Пусть, я и тут не помешаю, хотя вижу всю тщетность обмануть судьбу... Но человек должен действовать, иначе он дряхлеет..."
Автандил не опоздал к прощальному обеду. Папуна был весел, он сравнительно легко добился согласия на свой отъезд от Георгия, от всех "барсов", от Хорешани, Дареджан, чанчура Эрасти. А Димитрий все на тахте ерзал. С тех пор как узнал, что Георгий тайком от него выпустил черта Шадимана, помрачнел. Сначала в бешенстве умчался в свое владение и всех гонцов оглушал одним: "Пусть Великий Моурави полтора года не вспоминает обо мне!" Пришлось самому Георгию со стаей "барсов" скакать на примирение. Спасибо, он, Папуна, захватил лишний бурдюк, иначе всем пришлось бы трезвыми вернуться. От огорчения длинноносый даже вином не запасся в берлоге, решил так умереть...
Вручив Автандилу большой рог, Папуна предложил выпить за благочестивого Трифилия. А "барсы" наперебой принялись расспрашивать о молитвах Бежана, о состоянии винохранилища святой обители.
Автандил тоже отвечал шутками: о винохранилище там хлопочет небо дождь прямо в кувшины вином падает. И он пожелал Папуна мокнуть под таким дождем всю караванную дорогу.
– Э, жаль, что не я подставлю свой рот под винный ливень! Все равно здесь я не нужен.
– Нет, Димитрий, с таким носом лучше от "барсов" не отрываться, - даже персидские цапли узнают тебя! Папуна другое дело, он о "барсах" думает, как теленок о звездах.
– Э-э, Даутбек, ты что на меня наговариваешь? Знаешь, сколько мне стоила моя жизнь? Один туман, шесть пол-абасси и три бисти.
"Барсы" хохотали. Лишь Гиви недоумевал:
– Если ферраши без шаровар остались, почему тебя не догнали, ведь им легче было бежать?
– Жаль, Гиви, - не для женского уха, иначе я тебе сказал бы, что мешало феррашам бежать.
Еще долго потешались "барсы" над простодушием Гиви, еще долго наполнялись и опоражнивались кувшины. Саакадзе задумчиво смотрел на Папуна и вдруг спросил:
– Не хочешь ли проведать, как живут угнанные шахом кахетинцы?
Папуна оживился:
– Непременно в Ферейдане буду... Э, Дареджан, не бледней! Хорошего ишака оседлаю, приятное лицо персидского шейха мне сделает отец твой, Горгасал, детей не стану ящерицами называть, - кто узнает?!
Тягостно было расставаться с другом, светлым, как луна в полнолуние. Но бесполезно противиться Папуна.
Едва предрассветная заря легла кровавой полосой на вершины, Саакадзе, не сомкнувший глаз всю ночь, окликнул Эрасти.