Время тяжелых ботинок
Шрифт:
А сегодня, 23 декабря 1999 года, в четверг, генеральный директор холдинга ждал раскрученную писательницу и модную телеведущую Гликерию Тургеневу. Для встречи с ней был выделен целый час личной беседы – о жизни и деятельности преуспевающего бизнесмена, лицо которого вот уже целый месяц не сходило с глянцевых обложек журналов и телевизионных экранов. Один богатый издательский дом предложил выпустить о Бруте книгу, подарочное издание по 100 долларов за экземпляр.
Перед будущим героем книги лежал список из 71 вопроса, на которые он, по замыслу руководителей этого издательского проекта, должен был ответить за 15 рабочих встреч по одному часу – под запись на диктофон.
Если бы издатели
Кинжалу тоже пришлось изрядно потрудиться, готовя себя к возможным неожиданностям.
Он изучил подготовленные для него справки в шестьсот страниц по нейрохирургии, 1-му
Московскому медицинскому институту, который якобы окончил, теории и практике сплава по горным рекам. Он должен был доказательно объяснить любому коллеге-спортсмену, почему «выбрал» для своих путешествий именно рафты – специальные надувные плоты, а не, скажем, байдарки или плоты на камерах авиационных шасси.
С программированием – не легче.
Компьютером он владел лишь на уровне опытного пользователя, и хакер Крысолов не раз покрылся мылом, пока, как он сказал, не научил Кинжала наводить реальные понты в этой сфере человеческой деятельности. «Чайник» в случае чего должен был уметь хоть на пять минут прикинуться бывалым программистом.
Убедить общественность в правдоподобности бесследного исчезновения жены Брута
Надежды и его родного брата Кирилла попросили лично Толстого – за хорошие деньги.
На пятидесяти страницах он написал такую мыльную оперу, что даже Желвак прослезился.
Надежда, жена Леонида Брута, была детдомовской, и братья знали её с детства: их школа и детдом проводили совместные мероприятия. Это – факт.
Дальше начиналось сочинение Толстого.
Тайная страсть у Надежды была якобы именно к Кириллу, а замуж пришлось выйти за Леонида: любовь – большая лицедейка. Страсть оказалась взаимная, Кирилл тоже долго и умело скрывал свои чувства. Только, в конце концов, они сбежали, – письмо от них он получил из Канады, – этот документ его разбитого сердца он хранит как бесценную реликвию. Как им удалось организовать столь дорогостоящий побег, непонятно. Они предупредили, что искать их бесполезно, потому что фамилию изменили. Для убедительности беглецы «по большому секрету» сообщили, что им пришлось ограбить банк в Мексике. Искать их будут всерьёз, а значит, и скрываться они постараются «по-взрослому». Потрясённая этой вестью мать Брутов умерла от инсульта. Кстати, и Кирилл Брут, и Надежда до этого два года потратили на изучение французского и испанского, – Леонид никак не мог взять в толк, зачем им это? Теперь понятно: в Мексике говорят по-испански, Канада – страна двуязычная, один – французский. У самого Леонида к иностранным языкам с детства якобы была идиосинкразия, английский для программирования еле одолел.
К этому прилагался обширный материал скрупулёзного журналистского расследования, проведённого обозревателем еженедельника «Выводы» Андреем Туденко – известным в стране «золотым пером» и скандалистом. На деньги холдинга – это оставили за рамками пресс-релиза – он раскопал всю историю с ограблением банка в Мехико.
Были продемонстрированы записи камер видеонаблюдения, где чётко угадывались лица в масках – вылитые Кирилл и Надежда Брут. Правда, в Канаде их обнаружить
Когда осталось минут десять до встречи с писательницей Гликерией Тургеневой, Кинжал услышал невозмутимый голос своей тщательно подобранной помощницы Ксении:
– Леонид Сергеевич, к вам посетитель. Охрана его проверила, но в списке он отсутствует. По паспорту – Адам Германович Устяхин. По трудовой книжке – государственный советник Российской Федерации первого класса. Просит срочно принять, говорит, дозвониться не смог – не соединяли.
– Проводите его ко мне, – Брут отставил платиновый знак своего триумфа и вышел из-за стола.
Он хорошо помнил этого чиновника, который до дефолта работал в администрации правительства и курировал их холдинг.
Адам вошел как-то бочком, неуклюже изогнул шею, а его «добрый день» Брут скорей угадал, чем расслышал.
Кинжалу показалось, что тот стал меньше ростом.
«Куда отлетела его начальственность?» – недоумевал хозяин.
Но то, что этот госчиновник – из породы агрессивных, Кинжал запомнил хорошо.
– Присаживайтесь, пожалуйста. У вас ровно семь минут.
Адам Устяхин осторожно опустился на полумягкий стул, изготовленный, как и весь офисный гарнитур, по спецзаказу в Италии, поставил на колени добротный недешёвый кейс и улыбнулся, как человек, который улыбаться не только не умеет и не любит, но и презирает всех, кто это делает.
– Леонид Сергеевич, долго я вас не задержу. Со времени моего ухода из аппарата правительства прошло больше года, а точнее – шестнадцать месяцев. После дефолта я так и не смог найти работу и пришёл предложить вам интересный проект. Если вы скажете «нет», я больше вас не потревожу.
Кинжал внимательно слушал.
Таких посетителей за последний год здесь перебывало немало.
Основную нагрузку нёс, конечно, отдел маркетинга. Но иногда, чтобы не отрываться от реальности, Брут просил переключать особо интересных посетителей на себя.
В основном, конечно, приходили за деньгами.
Были просьбы вложиться в поиски библиотеки Ивана Грозного, стать спонсором экспедиции по поимке снежного человека, эксперимента по добыче золота из морской воды, конструирования сверхмощного электродвигателя величиной со спичечный коробок.
Мамаши приводили талантливых дочерей – нужны деньги на видеоклип. При этом глазами они давали понять, что их очаровательные юные чада за ценой не постоят.
Брут должен был достать из болота танк, который пролежал там шестьдесят лет. Его просили выкупить целлюлозно-бумажный комбинат на Байкале, чтобы тут же его закрыть, демонтировать и сравнять с землёй. Нужно было оплатить съёмки фильма о жизни крыс в московской подземке. А ещё лучше – закупить тысячу гигантских вентиляторов для работы на улицах Москвы в особо жаркие и безветренные дни.
Брут выслушивал до конца и никогда не перебивал.
Он угощал посетителя чаем, кофе, соком. А в конце прохладно, но с небольшой долей участия произносил: «Наш холдинг благотворительностью не занимается – извините».
И только однажды он дал посетителю сорок долларов – в качестве гонорара за устный рассказ.
Этот случай произошёл в одном из развалившихся колхозов.
Председатель собрал всех, кто ещё остался в живых, и задал последний вопрос: что он может сделать для бывших колхозников, так как сам уезжает из этих мест навсегда.