Все как в кино
Шрифт:
– Конечно, баллистическая экспертиза установит, но у меня есть основания считать, что его застрелили в упор с порога, – сказала я. – В дверь позвонили, он открыл и тут же получил пулю в голову. Падая, он пытался схватиться за скульптуру, чтобы удержаться на ногах, но единственное, чего он таким образом добился, – это оторвал кусочек вот этой… фаты.
– Элементарно, Ватсон, – серьезно подытожил Миша Розенталь.
– Его убили около двух часов назад, – сказала я, вынимая сотовый и набирая номер Родиона. – Алло… босс?
– А, Мария?! – заорал в трубку
– Ноги будем протягивать позже, – сказала я. – Тут у меня как раз именно такой случай.
– Труп, что ли?
– Вот именно. И знаете, кого? Того самого оператора, который снимал известный нам обоим фильм. В титрах он, конечно, не значится, за неимением последних, но… в общем, я на него вышла, но было уже поздно. Его убили примерно два часа назад выстрелом в голову. С порога его собственной квартиры.
– Та-а-ак, – протянул босс. – Жмурик, значит, уже есть? А я вот что… пробил данные той девчонки.
– Да ну?
– Судя по всему, это именно она.
– Зовут Наталья? – быстро спросила я.
– Да… а откуда ты знаешь?
– Я тут тоже кое-что нарыла… но вы продолжайте, босс. Продолжайте.
– Наталья Михайловна Николаева, – проговорил он тоном, каким обычно зачитывают текст. – Семьдесят шестого года рождения, русская, уроженка города Саратова. Папа – Михаил Петрович, мама – Нина Григорьевна. Покинула свою малую родину три года назад, и с тех пор – с концами. Я уже связался с саратовским УФСБ и милицией, накопал про эту Николаеву кое-какие подробности. Оказывается, девочка три раза задерживалась за занятие проституцией. Есть у них там такая знаменитая улица Большая Казачья, так эта Николаева Наталья по ней фланировала. Боевая юность, надо сказать.
– Хотя с первого взгляда по ней не скажешь, – отметила я, – симпатичная, тихонькая девушка. Яркая, конечно, но это же не повод…
– Не повод, не повод, – перебил меня Родион. – Я уже заказал тебе билет на авиарейс в Саратов. Нужно встретиться с семьей этой Наташи. Думаю, будет нелишним.
– Понятно, – сказала я. – Сейчас приеду. Только вызову ментов.
Позвонив куда следует, я решила до приезда компетентных органов осмотреть квартиру. Все-таки в этом деле у меня есть свои интересы. Мише Розенталю я велела не сходить с порога, чтобы не следить и не оставлять «пальчики», а сама прошла внутрь.
Надо сказать, покойный оператор, несмотря на свою отнюдь не самую денежную (по крайней мере, в представлении большинства сограждан) профессию, жил в пошлой роскоши. Квартира была обставлена дорогой мебелью и увешана картинами, которые, бесспорно, не были подлинниками, но тем не менее являлись весьма дорогостоящими копиями.
У самого окна стоял внушительный письменный стол. Пороховщиков, будучи домоседом, любил просиживать свою жизнь в комфорте и питал слабость к хорошей мебели.
Я наскоро осмотрела
А он заперт.
За время работы в конторе Родиона я приобрела квалификацию весьма приличного взломщика, тем более что в моей сумочке всегда была внушительная подборочка отмычек, которыми приходилось пользоваться весьма часто. Думаю, что этот стол мне удастся открыть без особых хлопот.
В дверь заглянул несносный Розенталь и, увидев мои противозаконные манипуляции, проговорил:
– А-а… я смотрю, малина тут процветает. Не успел Ваня отойти в мир иной, как его стол уже взламывают. Неужели ты сможешь вскрыть эту крепость?
– Уже, – ответила я и потянула на себя ящик.
В столе я обнаружила огромное количество кассет, профессиональных и обычных, в красочных разноцветных обложках, испещренных изображениями совокупляющихся во всех позициях особей обоих полов и любопытными надписями: «Женька Онегин», «Вишневый зад», «Мастер – Маргариту», «Башня тамплиеров» и даже почему-то «Весна священная». Не говоря уж о всяких «Херминаторах» – порноримейках известных голливудских фильмов, перенесенных на русскую почву.
Я взяла в руки одну из кассет (как раз возмутительную интерпретацию чеховского шедевра, про «вишневый зад») и внимательно рассмотрела ее. Насколько я могла понять, такие кассеты в продаже не появлялись. По всей видимости, это был экспортный вариант, потому что все, за исключением названия, на обложке было написано на английском языке. Там, где обычно стоит лейбл и трэйдмарк производителя, стояла только жирная буква J, а под ней маленькие буквы – РМ. Рядом красовалась загогулина в виде трезубца, и по ней нарочито криво написано: «Exclusive».
– Понятно, – произнесла я. – Вот и продукция, которую производит контора Вани Пороховщикова. Но толку от обнаружения этой продукции, прямо скажем, немного: ни телефонов, ни факсов, ни электронных адресов… Тебе когда-нибудь доводилось видеть такие кассеты? – спросила я и бросила Розенталю одну из них.
Миша рассмотрел ее, а потом вздрогнул и произнес:
«Джей»? «Джеями» даже у меня в магазине не торговали. Бывали поштучно из-под полы. Но дорого это стоит. И опасно. Товар в основном на экспорт, я слышал. Все эти зажравшиеся америкашки и прочие уроды бешеные бабки за «джей» платят.
– Какой «джей»?
– А вот, видишь букву – J? Вот по ней кассеты и именуют «джеями».
– А что такое вот здесь – РМ?
– Не знаю, – сказал Миша. – Какая-нибудь русская аббревиатура – Русская Мафия или Российская Мерзость Home Video, например. Или английское: PostMortal.
«Постмортал»? – проговорила я, чувствуя холодок в спине. – «Посмертный»? Что-то ты, Миша…
– Что-то ты, Маша, – подлаживаясь мне в тон, перебил он, – что-то ты, Маша, мнительная какая-то. Для Пороховщикова эта кассета уж точно – «постмортал».