Шрифт:
Все имена вымышлены,
Все совпадения случайны.
Всё остальное – правда.
Глава 1
В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви.
(1-е послание Иоанна 4:18)
Дыхание ее оборвалось.
Екатерине показалось, что внутри лопнула искусственная, прозрачная и плотная, как полиэтилен, пленка, отделяющая ее от источника огня, и теперь он резко вырвался наружу и полыхнул нестерпимым
Его губы прижались к ее губам, а рука нежно провела по щеке и…
Нет!
Внезапный приступ паники накрыл ее и заставил отбросить его руку, которая уже уверенно скользила от шеи к ключице и ниже, к груди, готовясь вобрать в ладонь ее мягкое полукружие.
Нет! Вдруг, почувствует…Стыд какой…О Господи…
Электрический ток бессвязных мыслей прошил ее насквозь.
Она отпрянула. Но он удержал ее. Уверенно и профессионально. Одна рука поддержала спину, другая от ее резкого движения замерла в замешательстве, коснувшись кончиками пальцев выпирающих острых краев ключицы.
Массивное итальянское зеркало в золоченой раме отразило обнимающуюся пару: широкоплечего молодого мужчину с безупречной осанкой и темными волосами до плеч и хрупкую женщину с короткой стрижкой, которая напряженно отклонилась назад. Если бы зеркало умело говорить, оно рассказало бы, что уже давным-давно никто не стоял обнявшись здесь, в мягком полумраке великолепной прихожей богатого особняка. И светлый паркет из дорогих пород дерева, словно в музее, и кудрявая лепнина на потолке, и бра с кокетливыми завитушками, да и само зеркало почти во всю стену будто замерли в ожидании восхищенного женского вздоха: «О боже, как красиво!»
Дом давно жил без хозяйки, и вся его красота томилась от невостребованности.
Екатерина мельком взглянула в зеркало. Однако вместо восхищения оно отразило
лицо, исказившееся от ужаса и похожее на застывшую японскую маску демона Ханьи. Но в отличие от демона, вечно пылающего страстью и ревностью, Екатерина то горела, то леденела. Она сама не ожидала, что тело так испугается и забьется, как птица, пойманная в силки. Она так долга шла к этому, и вот…
Она всмотрелась в свое отражение. Теплый неяркий свет оберегал ее, сглаживая морщинки лучше любого тонального крема. Она знала, что в полумраке выглядит моложе своих сорока шести. А новое стильное платье в горошек, оттенка какао с молоком удачно скрывало худобу. Из хаоса мыслей выскочило: «Ладно, вроде ничего, не такая уж и старуха». А потом опять нахлынула волна страха и стыда: «Нет…не могу, не могу…»
Она попыталась высвободиться.
– Катя, ну ты что? Не бойся. – Он разомкнул объятья.
Ей казалось, что внутри отчаянно мечется кто-то безумный. В висках застучало.
Бежать, бежать отсюда! Дура! Старая дура, идиотка! Зачем вообще согласилась? Понятно же было с самого начала, что они оба этого хотят. Идиотка! Нет, не понятно было, что вот так, сразу… Ведь говорил же, посидим, кофе попьем, пообщаемся. Ей-то нужно сначала все рассказать! А теперь что? Нет, нет, бежать!
Но, как обычно в минуты опасности, она одеревенела. Ум понимал, что происходит что-то страшное, и пылал обрывками мыслей, но тело словно застыло.
– Пойдем! – Лео взял ее за руку, как делал это каждую неделю в зале танго-клуба, приглашая танцевать.
Его ладонь, теплая и чувственная, передавала послание – доверься. Она знала эти руки – мягкие и в то же время по-мужски сильные, с длинными пальцами. Они, казалось, слышат ее всю. Понимают каждую клеточку и согревают.
Из рук лились ощущения нежности и поддержки. Не бойся, не бойся, все хорошо, я с тобой…
Екатерина обмякла и выдохнула. Закрыла глаза.
Ее тело поддалось. Оно уже привыкло доверять этому мужчине: всю осень и зиму два раза в неделю они обнимали друг друга, то нежно, то страстно, околдованные музыкой. Яркой, ритмичной музыкой Д’Арьенцо 1 или изысканной музыкой Пьяццолы 2 .
И ей так захотелось лечь в эти мягкие объятья и плыть, плыть… как на танцполе, под звуки бархатного баритона Альберто Подеста… и не думать, главное – не думать.
1
Хуан д’Арьенцо, 1900-1976, композитор аргентинского танго.
2
Астор Пьяццола, 1921-1992, композитор аргентинского танго, основоположник стиля танго нуэво.
Она открыла глаза. Он легонько потянул ее за руку. Коридор с голубыми стенами и белыми колоннами тек, как река, а потом вдруг незаметно закруглился и разлился широким озером салона, откуда открывался вид на кухню.
На потолке сами собой зажглись желтые огоньки, как звезды на небе. Заиграла нежная музыка: гитара на фоне щебечущих птиц.
Лео проводил ее к низкому диванчику с вычурными позолоченными подлокотниками, обитому атласом благородного мятного цвета. Салон был выдержан в стиле «ампир», в золотисто-зеленых тонах. Жена его обожала выставлять напоказ все это великолепие, иногда избыточное и граничащее с безвкусицей.
Дом дышал богатством, изобилием, излишеством. Пышный интерьер давил на Катю, лишал ее воли, усиливал неловкость. В жизни она не видела такой роскоши и поэтому никак не могла представить Лео в этом интерьере. И тем не менее он здесь. Что-то не сходилось.
Она поерзала на краешке дивана, растерянно озираясь и не зная, как начать разговор.
– Это твой дом? – наконец не выдержала она.
Он криво усмехнулся:
– Ну… я тут живу.– И повернулся к бару.
– Сейчас, подожди минутку. – Он достал большую шкатулку из красного дерева и вынул покоившуюся на белой шелковой подушечке бутылку в виде сердца. Она была увенчана хрустальной пробкой. Внутри подрагивала благородная жидкость густого янтарного оттенка.
Лео плеснул немного в широкий коньячный бокал и протянул Екатерине.
– Выпей!
Она с ужасом помотала головой.
– Не буду…
– Пей, не отравишься! – он засмеялся. – Это Дженсен. Столетней выдержки.
И чего она так трясется?! Что не так?
– Не хочу!
– Ка-а-ть! Да расслабься ты!
– Мне нельзя…
И вдруг ее как прорвало: «Мне пора… я домой… извини, мне нельзя… – Она забормотала, не глядя ему в лицо. Вскочила. Полубезумными глазами обвела комнату, выхватывая взглядом золотые подсвечники, изящный круглый стол, стулья на резных ножках…и побежала в прихожую, как будто убегая от цунами.