Вторая осада Трои
Шрифт:
В ходе боя на северо-западе случился и настоящий подвиг. Один из напавших, сержант Николаев, после того как его несколько раз огрели прикладом и лишили нескольких зубов, с невнятным криком: «За Родину! За Путина!» все же не выдержал и метнул в сторону вражеского бэтээра противотанковую ручную гранату РКГ-3 — и она, пусть и кривовато, косовато, не совсем туда, куда он метил, а до салютной установки, но долетела. Все, кто это видел, попадали в снег и стали лихорадочно отползать в стороны, а ефрейтор Кузнецов, наоборот, подбежал и бросился на гранату всем своим небогатым телом, чтобы прикрыть
К счастью, Николаев забыл выдернуть перед броском чеку. Да и граната оказалась учебной. Чего сержант и ефрейтор не знали.
Подвиг этот так и не вошел ни в какие реляции и командованием отмечен не был. Не только потому, что граната не взорвалась и Кузнецов уцелел, а значит, и подвиг получился по военным меркам невсамделишным, но и из-за всей ситуации в целом. Которая была довольно скользкой — сражались-то столь ожесточенно два подразделения одной войсковой части. Хорошо знакомые друг с другом — если не на солдатском уровне, то уж на офицерском точно.
Когда командиру части прошлым вечером стали попеременно названивать генералы, требуя живой силы и техники, отказать своим бывшим высоким начальникам он не смог. Зная про характеры их мстительные, про связи оставшиеся, про то, что в политике теперь подвизаются, понимал: откажет — сгнобят за милу душу! А уж фонды их — вообще убойное средство в умелых руках. Ведь даже младенцу известно, что никакой принципиальной борьбы с коррупцией у нас нет и быть не может, может быть лишь борьба одной коррупции с другой, другой — с третьей и так далее. И задача всякого разумного патриота — быть на стороне той коррупции, которая сейчас сильнее. Потому что она самая правильная, самая на сегодняшний момент принципиальная и нужная стране. Но попасть на нужную сторону не так-то и просто — необходимы рекомендации. Именно этим по большей части фонды и занимаются: рекомендуют одних, составляют проскрипционные списки других. И не приведи Господь в список этот попасть… Так рассудил командир и решил с генералами не ссориться — ублажить обоих.
Оба отставника, кстати, об этом сразу догадались. По той простой причине, что больше неоткуда здесь было взяться армейским подразделениям, кроме как из одного источника — других частей поблизости дислоцировано не было. И каждый сделал для себя зарубку: если вдруг проиграю — этому двурушнику не поздоровится! При таком раскладе командира части в любом случае ожидали репрессии…
Спустя десять минут после начала атак все было кончено.
Обе диверсионные группы были обезврежены и позже помещены в концлагеря — на небольшие пятачки земли, вокруг которых победители натянули срезанную с ограды колючку. Вдоль нее мрачно кружил вооруженный конвой, видом своим показывая вражеским однополчанам: любая попытка к бегству будет пресечена быстро и жестоко. Правда, большая часть пленных не то что бежать, а и стоять-то могла с трудом — лежала и стонала, — но мало ли…
Из окружений в конце боя смогли вырваться три человека: один — на северо-западе, два — на юго-востоке. Прежде чем и их настигли преследователи, они успели выйти на связь и передать командованию, что операция по уничтожению стратегической боевой техники
Связь с разведчиками к этому времени была потеряна. Забыв про приказ, думая об одном — как бы согреться, они покинули наблюдательные лежбища и присоединились к атаке своих товарищей из диверсионных групп.
Досталось им сильно — скрюченные, как паралитики, задубевшие от долгого лежания на морозе, двигались и отмахивались они с таким трудом, что мишенью были легкой. В итоге обе противоборствующие стороны лишились своих «глаз и ушей» и теперь должны были действовать вслепую. Осталось у них лишь по одному наблюдателю напротив въездных ворот — посланных на случай, если красавице приспичит куда-то отъехать. Они-то и сообщили, что в поместье проследовал представительский «мерседес» с местными блатными номерами.
Генералы на эту информацию внимания не обратили. Уверенные, что уж до такого-то противник точно не додумается, обманутые презрительным мнением специалистов друг о друге, они вовсю руководили разработкой плана «Соловей».
План и там, и там рождался в муках.
Вариант с трансляцией записи соловьиного пения через звуковую установку отпал почти сразу. Офицеры были за него, однако специалисты уперлись. Сказали, что фанера убивает настоящее искусство. Несовместима с ним. Это же не демонстрация и не парад. А дело интимное, деликатное, касающееся двух сердец. Нет, пение обязательно должно быть живым, иначе не подействует.
Генералам пришлось к этому мнению прислушаться.
От варианта с поиском в зоомагазинах, транспортировкой и заброской на территорию поместья натуральной птицы тоже пришлось отказаться. Не факт, что она тут же от зверского мороза не околеет, если выживет — захочет ли петь в таких условиях вообще, а если вдруг что-то из себя, поднатужившись, и выдавит, то не станут ли эти звуки напоминать сиплые вопли, скрежет, хохот гиены, надсадный чахоточный кашель — все, что угодно, но не пение. Гарантий не было никаких, а драгоценное время терялось…
Оставался единственный вариант — живая имитация. На нем в конце концов и сошлись.
Офицеры рысью побежали объявлять среди личного состава конкурс на лучшего свистуна. В качестве награды разрешено было обещать: внеочередной отпуск, питание в офицерской столовой и непыльное дослуживание при штабе.
Желающих обнаружилось много — практически все. Даже те, кто свистеть не умел в принципе, хотели попробовать.
Длинные вереницы бойцов потянулись к штабным машинам на кастинг.
Прослушиванием занимались генералы лично и спецы по прекрасному. И те, и другие о пении соловья имели представление смутное, больше теоретическое, — что должно как-то особо красиво звучать — на это и ориентировались. Правда, спецам то и дело приходилось деликатно напоминать полководцам, что красиво — это не только громко.
В результате в каждой машине удалось отобрать по три мастера художественного свиста — по одному основному и по два запасных.
Оставалось решить проблему их доставки на осажденную территорию.