Второй Грааль

Шмерцек Борис фон

— Вы хотели дать себя законсервировать в жидком азоте, а позднее оживить. Этобыло фантастикой. Поверьте мне, сенатор: проект, о котором я вам рассказал, во много раз безопаснее, чем процедура «Алькора».

— Однако в «Алькоре» я рискую только своим мертвым телом, — возразил ему Блумфилд. — А об опасных последствиях вашего проекта я должен думать еще при жизни.

— Вы правы, — сказал Бриггс. — Зато вы будете первым человеком, который…

— Прекратите сейчас же! — прервал его Блумфилд. — Если вам так импонирует мысль о пионерах и

вы твердо уверены, что при вашей процедуре не может возникнуть никаких осложнений, что вам мешает первым вылечить самого себя своим чудодейственным средством? Я подхожу вам только потому, что мое время истекает и у меня крупный банковский счет. От кого еще вы могли бы потребовать десять миллионов долларов за то, что он согласится стать подопытным кроликом?

Бриггс ничего не ответил. Блумфилд попал в самую точку. Разумеется, имелся еще один ответ на вопрос, почему он являлся идеальным кандидатом для испытаний метода Гольдмана: у Блумфилда почти не осталось живых родственников. Его жена умерла много лет назад, он никогда не имел детей, а прикованная к постели сестра находилась в доме престарелых во Флориде. Если при операции случится что-либо непредвиденное, некому будет задавать неприятные вопросы.

Блумфилд еще долго распространялся о том, как это бессовестно — использовать стесненное положение пожилого мужчины. Однако Бриггс знал, что пожилой мужчина уже распорядился сделать перевод десяти миллионов долларов. Так что на попятный он не пойдет. И если все пройдет по плану, он получит награду, которой нет цены.

В окно Бриггс заметил в отдалении фары автомобиля. Свет то исчезал за изгибами дороги, то вскоре вновь появлялся из-за вершины холма. Теперь лучи света свернули на подъездной путь к санаторию.

— Это наша машина, — заметил Бриггс.

— Значит, мы едем вместе?

— Само собой разумеется.

Бриггс уже все организовал. В течение следующих нескольких дней его коллега и заместитель Джессап Хоган возьмет на себя руководство клиникой в Санта-Барбаре. Потому что доктор Томас Бриггс ни за что на свете не хотел упустить шанс присутствовать при медицинском открытии века.

— Вы сложили свои вещи, сенатор? — спросил Бриггс.

— Мой чемодан стоит у шкафа.

— Тогда мы должны отправляться в путь.

Пожилой мужчина с трудом поднялся со стула.

— Вы правы, — сказал он. — Время дорого.

34

Аэропорт короля Абдул Азиза,

Джидда, Саудовская Аравия

Госпожа Дженнифер Уотсон, пожалуйста, подойдите к стойке информации аэропорта в зале ожидания. Госпожа Дженнифер Уотсон, пожалуйста, — произнес голос из динамика.

Эммет Уолш поблагодарил даму в окошке информации за трансляцию сообщения и огляделся. Здание аэропорта выглядело так, как будто его построили в конце шестидесятых, хотя на самом деле оно было закончено только в восемьдесят первом. Белые колонны и бетонные плиты. Интерьер несколько оживляли светло-зеленые ряды пластиковых кресел, отдаленно напоминавшие НЛО. Как ни странно,

большинство мест оставались свободными, хотя людей здесь было видимо-невидимо. Но многие предпочитали сидеть на собственных ковриках на полу и молиться — паломники, ожидавшие свой автобус или уже посетившие Мекку и теперь возвращавшиеся домой. Все это Эммету рассказала дама в окошке информации.

Почувствовав прикосновение к плечу, он обернулся. Перед ним стояла Лара Мозени.

— Мистер Фицджеральд, я полагаю? — спросила она.

— Совершенно верно, — ответил Эммет. — Брайан Фицджеральд. Добро пожаловать в Джидду, мисс Уотсон. — Он подхватил стоявшую рядом с ней на полу спортивную сумку. — Это весь ваш багаж?

— Да.

— Тогда я предлагаю вам сразу отправиться посмотреть ваш отель.

С этими словами он пошел вперед. На араба, стоявшего всего в метре от них у стойки информации и что-то набиравшего на мобильном телефоне, ни он, ни Лара не обратили внимания.

Том Танака рассматривал экран мобильного телефона — портрет спутника Лары Мозени, которого он только что тайно сфотографировал и отправил по MMS в штаб-квартиру Интерпола в Лионе. Мужчина на снимке был ему незнаком. Возможно, коллеги во Франции смогут о нем что-нибудь разузнать.

Танака самому себе казался смешным в этой маскировке, хотя здесь, в аэропорту, он выглядел как большинство людей. На нем была типично арабская мужская одежда: белоснежное одеяние до щиколоток, так называемый дишдаш, в качестве головного убора — черно-белая куфия, квадратный хлопчатобумажный платок, закрепленный на голове игалем, черной веревкой из скрученной козьей шерсти. Чтобы скрыть характерные восточные черты лица, Танака приклеил себе черную окладистую бороду. Старомодные солнцезащитные очки, со стеклами размером с экран телевизора, закрывали верхнюю половину лица.

Том Танака сложил мобильный телефон и спрятал его в складках одеяния. Затем он взял чемодан и последовал за Ларой Мозени и ее спутником наружу.

В арендованном автомобиле, старом, но тем не менее вполне работоспособном «мерседесе», Эммет и Лара могли оставить маскировку.

— Рассказывай, — потребовала Лара. — Я крайне заинтригована. Что случилось в Судане? Из намеков, оставленных на автоответчике, я ничего не смогла понять.

В то время как они ехали по направлению к центру города, в отель, Эммет в подробностях рассказал, что он пережил в Вад-Хашаби и Акике.

— Я предполагаю, что Энтони шел по тому же следу, — заключил он. — При этом он слишком близко подошел к людям Ассада, и они сделали то, что умеют лучше всего: похитили его.

— Только в этот раз они нанесли удар в Нью-Йорке.

— Точно. И вынудили Энтони рассказать, на кого он работает. Поэтому они разрушили Лейли-Касл. У этих людей нет совести. К тому же они располагают необходимыми средствами. Ассад наверняка сказочно богат, не так ли?

— Возможно, не так богат, как можно было бы ожидать от нефтяного шейха, — ответила Лара. — Но обладает достаточным количеством денег, чтобы содержать небольшую личную армию.