Выбор
Шрифт:
Аксинья глаза открыла, дернулась.
Помнила она вчерашнее, хорошо помнила.
Она, сестра, Михайла… когда она увидела, как Михайла к Устинье входит, она ж обрадовалась сначала. Думала — к ней пришел!
Хотела в коридоре подождать, обрадовать.
А услышала…
Не любит ее Михайла. Не любит.
Более того, Устинью любит.
А может ошибка это?
Бывает ведь и так?
Оговорился? Или она не так поняла, не то услышала?
Аксинья по сторонам
Тихо убежать не удалось, боярыня рядом возникла, словно из воздуха соткалась.
— Проснулась, Ксюшенька? Пойдем, умоешься, да позавтракаешь, а там уж и к сестре можно. На голодный желудок такого лучше и не слушать.
— Такого? — не бывала Аксинья на рыбалке, да наживку заглотнула мгновенно.
— Когда родные предают да обманывают, оно завсегда больно.
Аксинья понурилась, Варвара ее жалеть продолжила, и как-то так оказалось, что под это воркование ласковое Аксинья и умылась, и рубаху поменяла (потом занесешь, как время выберешь, не в грязной же идти?), и ленту новую в косу вплела, и позавтракала вместе с боярыней.
Легко с ней было, уютно.
Аксинья так себя и с матушкой не чувствовала, матушка вечно занята была, вечно ей не до Ксюши. Няня? Та больше всех Илюшку любит, а еще Устю. А Аксинье так, самые крохи внимания доставались. Несправедливо!
Устинья?
А она вообще… предательница! Знала же, что сестра Михайлу любит, и не гнала его, не отвергала! Выслушала!
Мысль, что Устинья вообще-то Михайлу и выгнала, Аксинье в голову не пришла даже. Что значит — выгнала?!
Мебелью не кинули, крика-лая не было, а подумать, что здесь палаты царские, а не базарная площадь… это Аксинье было не по разуму. Не по возрасту.
Кто ж в шестнадцать-то лет, да влюбленный, головой думать будет? Отродясь такого не бывало!
Аксинья и сама не поняла, что говорила, как говорила, боярыня вроде как ее слушала, только поддакивала, да сочувствовала. А только когда время пришло к сестре возвращаться, Аксинья уж твердо в правоте своей убедилась.
Устя предательница.
Михайла?
А что мужчины могут сделать против бессовестных баб? Падки они на сладкое, чем такие, как Устя, и пользуются. А честные девушки потом страдают! Вот!
Варвара дурочку проводила, к мужу отправилась, тот как раз у царицы был.
— Что скажешь, Варенька?
— Когда доверитесь мнению моему — Аксинья как подменыш в семье. Слабая она, глупая, ни силы ей не досталось, ни ума.
— Не подменыш она, — государыню Любаву хоть кашель и скручивал, но глаза жестко смотрели. — Феденьке подойдет по крови, по силе. Почему он не ту сестру выбрал?
— Так и перевыбрать можно, государыня.
— Федя не согласится.
— А мы иначе сделать можем, — Платон бороду огладил
— Пусть ее хоть лихоманка разобьет, — Любава рукой махнула. — Не жалко! Говори, Платоша!
Платон и изложил, чего надумал.
— Когда Аксинья нам подходит, лучше и не будет, — завершил он.
Женщины закивали.
И Аксинья была угодна, и план хорош был, только выполнить осталось. Но и это решаемо, сама Аксинья им и поможет.
Устя уж встала давно, позавтракала, Аксинью ждала. Не искала, нет. Глупо по дворцу бегать да вопросы задавать, все одно не узнаешь ничего лишнего.
— Ася? Ты где была?
— Не твое дело! — Аксинья насупилась. — Ты мне скажи, давно у вас с Михайлой моим?
Устя смотрела прямо.
— Он сказал, что с первого взгляда меня полюбил, еще с ярмарки той. А мне он даром не надобен!
— А я? Как ты могла?!
— Что я могла? Жить и воздухом дышать? Аксинья, сама подумай, что тут от меня зависело?!
Аксинья и слышать не хотела.
В ее представлении все просто было, Варвара постаралась, нашептала.
Михайле Аксинья понравилась, наверняка. Иначе б он ее не таскал на свидания. Да потом Устинья ему глазки состроила, дорогу Аксинье перешла, счастью сестринскому позавидовала. Оно и понятно, Федор хоть и царевич, а только Михайла куда как пригляднее. Когда о внешнем блеске говорить, ему и цены нет. Ладный, гладкий, словцо умеет вставить! Чего еще-то надобно?
Доброту, надежность, ответственность, порядочность?
Может, будь Аксинья старше или умнее, и подумала б она о том. А сейчас — нет. Злоба и отчаяние ее поедом грызли, и Варвара их умело подогрела.
— Что?! Ты меня всегда ненавидела! Завидовала мне!!!
Устя только брови подняла.
— Неужто?
— Ненавижу!!!
Аксинья вон вылетела, только ногой топнула.
Устя к кружеву вернулась.
Плохо, конечно, что все так складывается, но что теперь-то с сестричкой делать? Домой Аксинью отправить? Или дать ей возможность исправиться? Знать бы, как лучше будет.
В той, черной жизни, ненавидела ее Аксинья ни за что. Неуж и в этой так будет?
Варвара Раенская Аксинью неподалеку поджидала, на взлете перехватила.
— Ксюшенька!
Аксинья ей в плечо уже привычно ткнулась, слезы хлынули.
— Устя… она…
— А ты б не с ней, ты бы с Ижорским поговорила? Устроить разговор ваш?
У Аксиньи слезы мигом высохли.
— Да! Конечно!!!
— Тогда пойдем покамест ко мне в покои. Умоешься еще раз, сарафан красивый наденешь, пусть он перед собой не девчонку зареванную — царевну видит.