Xамза
Шрифт:
И все-таки отец не смог удержать дочь в мире тех понятий, к которым был привержен сам. Осуществление всех своих надежд Шадман связывал со светопреставлением. Он жил мечтой о том, что за все страдания, которые пришлось вынести ему в этом мире, он будет вознагражден сторицей в раю и там насладится всеми радостями. Он верил в это. Радужные надежды на сладостное житье после светопреставления да единственная дочь - вот и все, что у него было.
Стада коров, отары овец, которыми владел шейх Исмаил, пятьсот танапов вакуфных земель - все это хозяйство держалось на двенадцати батраках. И самым
Чем больше Шадман думал обо всем этом, тем сильнее гнев сотрясал все его существо. Перед глазами у него потемнело, он чуть было не лишился чувств. Неужто вся его преданнейшая служба аллаху будет унесена водой? Страх обуял его. В голове не умещалась мысль о том, что его дочь, которую он выкормил со своих рук, теперь восстала против него. Уж не попутала ли его Санобар нечистая сила? И если это так, то ее надо спасать от наваждения шайтана. Кто может сделать это? Кто может спасти родную и единственную дочь?
Только шейх Исмаил и гробница святого Али.
Шадману показалось, что он нашел путь к спасению и теперь может принять правильное решение. Шейх Исмаил лучше, чем кто-либо другой, спасет Санобар.
Как истинный мусульманин, верный традициям отцов, он, Шадман, принесет Санобар в жертву достойнейшему человеку при гробнице. Она станет его служанкой.
Он вернулся в дом и объявил дочери о своем решении.
Санобар заплакала.
Она плакала долго и безутешно. В доме никого не было - Шадман ушел.
Вдруг кто-то постучал в окно.
– Кто там?
– Это я!
И к Санобар прямо через окно влезла ее подруга Мехри. Она отшвырнула паранджу и присела на одеяло.
– В чем дело, Санобар? Случилось что-нибудь? Почему у тебя глаза покраснели от слез?
Санобар молчала.
Мехри решила развеселить подругу. Взяла какое-то покрывало, закрутила его жгутом и, сбросив с головы свой платок, обмотала жгут вокруг головы чалмой. Потом быстро нашла ножницы, отрезала клочок от овечьей шкуры и прицепила его на верхнюю губу под носом. Набросила сложенную, как бурнус, паранджу на плечо, закрыла ладонью подбородок. И произошло чудо - Мехри стала похожа на свирепого басмача.
Санобар улыбнулась.
– Кто ты теперь?
– спросила она у подруги.
– Капланбек!
– ответила Мехри.
– Похожа?
– Курбаши Капланбек?
– переспросила Санобар.
– А почему ты о нем вспомнила? Разве он еще не попался?
– Попадется, еще как попадется, вот посмотришь!
– подмигнула Мехри, отклеивая усы.
– Он скрывается в Намангане. То ли дядя, то ли племянник у него там большой начальник. Говорят, что он в прошлую пятницу приезжал сюда, совершил паломничество к нашему мавзолею - гробнице святого Али.
При слове "гробница" печаль снова бросила черную тень на лицо Санобар, и в глазах ее заискрились слезы.
– Что с тобой все-таки? Из-за чего убиваешься? Стоит ли это твоих слез?
–
– Отец сказал, что он отведет меня к шейху Исмаилу, а шейх вымолит мне у аллаха прощение моих грехов.
– Неожиданно лицо ее стало серьезным, глаза сверкнули, и она, ударив ладонью по колену, решительно сказала: - Нет у меня никаких грехов!
Выйду замуж за Алиджана и поеду с ним в город - учиться пению. А к шейху не пойду. Лучше умру, чем буду служить этому противному Исмаилу!
Мехри, глядя на Санобар, удивленно спросила:
– К шейху? Смотрителю гробницы шейху Исмаилу? Что это на старости лет Шадман-ака с ума спятил?
– В последнее время он стал каким-то непонятным. Вечно на языке у него святые и пророки, а за шейха Исмаила готов отдать жизнь... Он очень стал бояться голосов, которые раздаются по ночам из гробницы...
– Знаешь, - улыбнулась Мехри, - что сказал мне мой Амантай об этих голосах?.. Он сказал, что это кричат сами шейхи.
И еще он говорил, что вот было бы хорошо, если бы люди собрались ночью, поймали и проучили какого-нибудь из этих крикунов.
Вот тогда бы эти голоса и приумолкли.
– Что ты говоришь?! Как можно так даже думать?
– побледнела Санобар. Это грех, большой грех!
– А почему нельзя? Знала бы ты моего Амантая... Вот парень! Ничего не боится. Он только стал волноваться о том, что не дает о себе знать Ташпулат-ака... Но шейхи, говорит, тоже чего-то забеспокоились. В Шахимардан будто бы едет какой-то большой человек... Жаль, имя я его забыла. Шейхи вроде здорово боятся этого человека. Он какой-то большой начальник в Самарканде, чуть ли не народный комиссар просвещения... А про все твои дела, если ты согласна, я расскажу Амантаю. Мы тебя в обиду не дадим.
Мехри прытко вскочила с места и набросила на голову паранджу.
– До чего мне надоела эта мерзкая попона, - сморщилась она.
– Таскаешь ее на себе, как будто ты лошадь. Мы с Амантаем уже решили, что сразу же после свадьбы торжественно сожжем этот глупый балахон...
– Куда ты спешишь, посиди еще немного, поговорим, - Санобар взяла подругу за руку.
– Выходит, твой Амантай еще не знает о том, что мы решили с Алиджаном?
– Мой Амантай и твой Алиджан друзья? Друзья. Мы с тобой подруги? Подруги. Ручаюсь, что Амантай знает уже обо всем.
– Мехри!
– прижала руки к груди Санобар.
– Ничего не рассказывай Амантаю о шейхе Исмаиле, Я не хочу, чтобы Алиджан знал об этом. Может быть, все еще обойдется.
Мехри, чтобы успокоить подругу, сказала:
– Не бойся, Санобар, все будет хорошо. Отец для своего дитя может даже трон смастерить, но счастья не построит. Каждый сам кузнец своего счастья. Наши ребята выручат тебя.
И так же, как появилась, Мехри снова через окно выбралась во двор.
Несколько лет назад басмаческое движение в Ферганской долине в основном было ликвидировано, но остатки банд все еще продолжали рыскать в горах. Днем они отсиживались в ущельях, а по ночам занимались поборами, отнимая у местного населения еду и скот. В Шахимардан прибыл отряд особого назначения, который занялся выявлением басмачей в округе и припрятанного ими оружия.