Xамза
Шрифт:
– Воздух у вас замечательный, - ответил Хамза, - дышится очень легко.
– Я иногда думаю, - сказал Гиясходжа, - что именно из-за целительных свойств нашего воздуха идут сюда паломники. Изза воздуха и красоты природы. Сами подумайте, стоит человеку полюбоваться несколько дней на здешние горы и долины, стоит побыть ближе к небу в течение одной-двух недель, как он сразу начинает лучше себя чувствовать и все его мрачные мысли уходят. А тут еще такой ловкий знаток человеческих душ, как шейх Исмаил, поговорит с ним откровенно и даст два-три умных совета. Вот человеку и кажется,
– Вы интересный собеседник, - сказал Хамза.
– Я вам открою секрет своего происхождения, - доверительно произнес Гиясходжа.
– Мой отец болел туберкулезом. Поэтому приехал сюда и стал шейхом. А мне по наследству досталось как святое звание, так и туберкулез... У вас-то легкие в порядке?
– В порядке, - коротко ответил Хамза.
За разговором не заметили, как поднялись на вершину горы.
Внизу как на ладони лежал кишлак. Площадь перед святым мазаром кишела народом. Хамза молча разглядывал толпу перед гробницей.
– Я часто поднимаюсь на эту вершину, - продолжал Гиясходжа, - у меня тут неподалеку участок земли. Работаю на нем больше для здоровья, чем для урожая... И, глядя на эту картину около мавзолея, часто думаю: какая дикость, какая бессмыслица!..
Хамза, посмотрев на своего спутника, усмехнулся.
– Понимаю, понимаю... Вы, наверное, сильно удивлены, уважаемый Хамза. Но я уже говорил вам в день вашего приезда, что я красный шейх, советский шейх...
– Советский шейх?
– захохотал Хамза.
– Советский мулла!
Советский ишан! Советский басмач! Умереть мне на месте!
Я не то чтобы видеть, но никогда даже и не слышал о таких.
Вы, оказывается, большой шутник! И совсем, совсем не простой человек, каким хотите казаться.
Гиясходжа, принимая тон Хамзы, тоже смеялся вместе с ним.
Но потом, сделавшись очень серьезным, сказал:
– Истинную правду говорю вам, я самый что ни на есть красный, советский шейх... Конечно, вы правы, я человек не простой судьбы. Когда-то досконально, до самых тонкостей изучил коран и шариат, для чего, как говорится, десять лет лизал землю в разных медресе Бухары и Стамбула. В эти же годы учился не только религиозным наукам, но и в военном училище.
Пытался быть полезным нации и отечеству. Но мировая война быстро выбила из меня все иллюзии и наградила цинизмом... На фронте я был ранен, потом открылся мой наследственный туберкулез, я долго валялся во многих больницах России и Туркестана и, только вернувшись в Шахимардан, вновь обрел здоровье и равновесие духа...
Хамза с интересом слушал Гиясходжу.
– В годы Советской власти я прочитал по-русски такие книги, как "Коммунистический манифест", "Материализм и эмпириокритицизм", "Вопросы ленинизма". И, безусловно, понял одно для себя, что религия - это действительно личное дело каждого человека. Никто не может заставить человека верить во чтонибудь или не верить. И в этом смысле Советская власть
– Вы в самом деле довольно своеобразный шейх, - сказал Хамза, и в его голосе уже не было иронии.
– Было бы интересно откровенно поговорить о некоторых сторонах здешней жизни.
– Я всегда к вашим услугам.
Снизу, от гробницы, вдруг начали долетать какие-то вопли, крики, визги...
– Что там происходит?
– спросил Хамза.
– Очередное радение фанатиков. Пожаловали дервиши.
Сегодня же пятница.
Алиджан рыхлил землю. Кетмень в его мускулистых руках, высоко взлетая над головой, с силой, глубоко вонзался в землю.
Йигит ловко откидывал назад большие куски земли вперемешку с щебнем и камнями. Он разгорячился, вспотел, почернел от солнца, выпуклые мышцы на спине и плечах блестели медью.
Со стороны противоположного конца поля прибежал запыхавшийся Амантай.
– Беда, Алиджан, беда!
– Что случилось?
– Шадман-ака, этот старик с раскисшими мозгами, решил отдать Санобар шейху Исмаилу, пожертвовать ею.
Алиджан застыл с поднятым кетменем.
– Похоже, что старик свихнулся малость. Что будем делать?
– Эх, доля моя страшная!
– Алиджан швырнул кетмень.
Амантай сдвинул тюбетейку с затылка на лоб.
– Надо вмешаться...
– Как?
– растерянно смотрел на друга Алиджан.
– Сегодня все шейхи здесь, и дервиши целой толпой с утра заявились.
– Соберем всех наших йигитов!
– горячился Амантай.
– Драться с шейхами будешь?
– С шейхами мы драться не будем, но покажем им, что молодежь, в случае чего, способна обуздать их!
Алиджан с досадой махнул рукой.
– Кого ты будешь собирать? Никого нет в кишлаке, всех послали по делам в разные стороны: одного в горы к отарам, другого - на базар, третьего еще куда-то... Три-четыре человека в кишлаке осталось.
Но разгорячившегося Амантая уже ничем нельзя было остановить. Протест, поднявшийся в его душе против шейхов, искал выхода.
– Все равно пойдем! Вдвоем отобьем Санобар!
– Я знаю, что нужно делать, - вдруг сказал Алиджан.
– Что?
– Где Хамза-ака? Ты видел его сегодня?
– Правильно, Алиджан! Как же это я забыл про нашего гостя? Ведь я же его на арбе вез!..
Шадман-ходжа склонился перед шейхом Исмаилом:
– Таксыр мой! Неужто на этом белом свете я дожил до такого... Послушайте мои жалобы, внемлите своему рабу. Я привел сюда свою дочь Санобар. Прежде она была очень послушной.
Во всем повиновалась мне. Теперь же, словно что-то стряслось с ней, она ввергает меня в тревогу. Прежде я был спокоен за нее, теперь же похоже на то, что на нее пала тень нечистой силы... То она намерена сбросить паранджу, то заявляет, что хочет стать певицей, то желает ехать в город и поступить в театр. Словом, совсем вышла из повиновения. В поисках спасения привел ее к вам...