Я была первой

Панколь Катрин

Они, как по команде, скинули колдовские одеяния, вырядились в роскошные бальные платья, надели хрустальные башмачки и, устроившись у сводчатых окон дворца, принялись мечтать о моем доблестном рыцаре. Каждая надеялась, что на горизонте замаячит мужчина, подобный тому, кого по мановению вол­шебной палочки преподнесла мне сама жизнь.

Одна Валери хранила молчание, и я с надеждой обратилась к ней:

– Ты же понимаешь, как тяжело принимать лю­бовь, когда тебе ее навязывают с такой силой, с таким апломбом…

– Он должен понять, должен к тебе прислушать­ся. Объясни ему еще раз… Но раз тебе захотелось

убежать далеко и быстро, видимо, ты и впрямь по­чуяла опасность. В чем она состоит, мы с тобой по­ка не знаем. Доверься себе, своим эмоциям, своей интуиции. И все-таки стоит дать ему еще один шанс, стоит дать себе еще один шанс…

Подруги дружно советовали мне вернуться в ла­биринт страсти, наказывали победить всех драко­нов, покусившихся на мое любящее сердце, вырвать с корнем все колючки, посмевшие затмить собою солнечный свет. Я была их чрезвычайным и полно­мочным послом, и они надеялись, что моя миссия обернется успехом, что я привезу из своего путеше­ствия факел надежды. Теперь я билась не за себя од­ну, я защищала от посягательств их общую мечту.

Чувство пустоты подступило ко мне быстро и не­заметно.

Ты запрыгнул обратно на пьедестал, и мне очень тебя не хватало.

Чувство пустоты ходило за мной по пятам как надоедливый супруг, чей неуместный пыл вызыва­ет законное раздражение. «Подожди, оставь меня в покое, – попросила я, – разве ты не видишь, как мне надоели твои приставания».

Но чувство пустоты не сдавалось, оно заполони­ло мой воспаленный мозг, завладело моим вообра­жением. Оно поставляло мне такие слайды, такие ка­дры и мгновенные снимки, от которых кровь стыла в жилах.

– Интересно, чем сейчас занимается твой пре­красный возлюбленный? – нашептывало оно. – Как знать, может быть в этот самый момент он обедает в обществе двух или трех барышень, жадно внима­ющих его словам, которых не меньше, чем когда-то тебя взволновал его глубокий, властный, ласковый голос, его мощная фигура, выдающая сильного и щедрого любовника, этот пронзительный взгляд, который видит тебя насквозь. Одна из них склонила голову на его ладонь и ловит каждое его слово, по­жирая рассказчика глазами, другая под благовид­ным предлогом придвигается к нему поближе, а тре­тья, уходя, тихонько подсовывает ему сложенную втрое записочку со своим номером телефона…

Я имею дело с режиссером изобретательным и спонтанным, он жестом фокусника извлекает из ру­кава очередную картинку и одним щелчком вдыхает в нее жизнь.

– А знаешь ли ты, – шепчет он, – что человек, ко­торого любят, светится изнутри, излучает необыкно­венное обаяние, обладает редкой притягательной си­лой? К нему, как бабочки на огонек, слетаются те, кто жадно ищет новых чувственных потрясений, новых приключений. Они сразу чуют, что за ним стоит дру­гая женщина, и принимаются его вожделеть. Воз­можно, они видят его в тысячу первый раз, но имен­но в этот вечер они смотрят на него по-особенному. При мысли о том, что соперница остановила свой выбор именно на нем, на мужчине, которого они прежде не замечали, они загораются страстным же­ланием принять вызов, попробовать кусочек чужого пирога, урвать его целиком.

– А что в этом странного? – ухмыляется он. – Это же так естественно. Любовь – это не только возвы­шенные чувства… – И он отступает, хихикая и поти­рая руки,

заставляя меня страдать и беспокоиться, мучить себя, воображая все новые страшные сцены, пытая себя с новой силой, отчего будущее наслаж­дение станет еще восхитительней.

Чувство пустоты становится невыносимым. Оно сносит меня с пути, отбивает желание сме­яться, петь, нежиться на солнце, не спеша жевать бутерброд, дурачиться, заражая других своим счас­тьем. Я вдруг становлюсь грустной, я гасну и чахну на глазах. Я опустошена, обескровлена. Мне очень тебя не хватает. Чувство пустоты заслоняет собою любовь, занимает все больше и больше простран­ства, стирая из памяти воспоминания о счастье и наслаждении, о нашей жизни вдвоем. Оно всемо­гуще, и требует, чтобы все перед ним трепетали, отдавали ему все до последней капли, ибо оно не­насытно, страшнее его нет в этом мире людоеда, вампира, серийного убийцы, его мишень – счастье, которое двое не сохранили в тайне, о котором по­смели раструбить вслух.

Просочившись в самое сердце жертвы, безжало­стный злодей принимается по капле высасывать из нее радость жизни. Еще недавно она видела мир в розовых тонах, светилась от любви, думала только о нем, о своем единственном мужчине, о его нежной аппетитной плоти, о его тонкой восприимчивой ду­ше. В этом мире не было острых углов, она брала его под руку и складывала губы в улыбку, кивала ан­гелам и прыгала как дитя. В этом мире не было пре­дела волшебству, а всякая жестокость казалась лишь частью наслаждения. И вдруг он резко обо­рвал ее, словно вонзил ей в сердце булавку, оставляя ее истерзанной и исколотой.

О, сладостная боль, возникающая всякий раз, когда я представляю его с другой!

О, мука, острая как наслаждение, доводящая до потери пульса, истязающая мое сердце, чем ты не­стерпимее, тем сильнее я сознаю, что жива, что терзаюсь из-за него.

Все из-за него, только из-за него…

Чувство пустоты зажало меня в свои безжалостные тиски, и я сдалась.

Я подняла трубку, набрала твой номер, откашля­лась, произнесла:

– Это я.

– Завтра мы уезжаем к морю. Приятель оставляет мне ключи от дома. Я заеду за тобой в десять, буду ждать внизу.

За окном машины мелькает нормандский пейзаж.

Я стараюсь не встречаться с тобою взглядом.

Твой взгляд обращен ко мне, он забрасывает ме­ня вопросами. – Зачем ты это сделала? – недоумева­ет он. – Ведь все, что я сказал тогда в кафе, не было для тебя открытием. Почему ты отвергла слова, ко­торые сама нашептываешь мне в безнаказанности наших ночей, которых требуешь, протягивая ко мне руки и ноги? Почему ты позволяешь своему телу го­ворить то, чего не хочешь услышать из моих уст?

Я сижу к тебе спиной, но слышу все, что говорит мне твой взгляд.

Сидя к тебе спиной в полной тишине, я слышу все, что ты хочешь сказать.

Сидя к тебе спиной в полной тишине, я горю же­ланием прижаться к тебе сильнее.

Когда мы застыли на тротуаре у моего дома, стиснув друг друга в объятиях, я, по сути, все тебе сказала. Я с такой силой бросилась тебе на шею, что ты слегка попятился, чтобы принять тяжелую но­шу. Эти несколько дней без тебя висели на мне не­подъемным грузом, и я была счастлива скинуть его с плеч, переложить на тебя, чтобы, обняв, ты помог мне окончательно забыться.