Я воевал в Корее(Записки английского солдата)
Шрифт:
Со своих позиций, расположенных на остром как бритва гребне, мы отлично видели, что мины ложатся прямо в расположении американцев. Мы могли наблюдать как вспышки стреляющих минометов, так и разрывы в районе цели. У нас было такое ощущение, словно мы сидим на крошечном островке посреди моря огня.
На следующий день подошли американские танки и расположились рядом с нашими позициями. Для нас это было очень опасно. Впрочем, вскоре ранило одного американца, и этого оказалось достаточно, чтобы остальные сели в танки и удрали.
Китайцы отошли, и наступило некоторое затишье. Их ожесточенные контратаки
Местные жители рассказывали мне, что многие из них добровольно помогали китайцам переносить различные грузы. Китайцы платили за это деньгами или натурой. Переноска раненых тоже не представляла для китайцев трудности — десятки корейцев предлагали свои услуги в качестве санитаров. Нам же местные жители не оказывали добровольной помощи в таких случаях, и мы прибегали к принуждению. Эти факты показывают, что симпатии большинства корейского народа были на стороне китайцев.
Когда китайцы ушли из этих мест, жителям окрестных деревень приходилось соблюдать максимальную осторожность, чтобы не стать жертвой лисынмановской полиции. Но все равно я всегда легко узнавал, чьими сторонниками были те или иные корейцы.
Китайцы почти не пользовались транспортными средствами, если не считать деревянных крестьянских повозок. Много таких повозок было брошено на дорогах. Вероятно, на небольших расстояниях это самое удобное средство передвижения. Машины застревали на разбитых дорогах, а использовать их в горах было невозможно.
Войскам противника не хватало оружия. Часто даже не у каждого солдата была винтовка. Возможно, они теряли оружие в бою, а нового взамен не получали. Тем, у кого не было винтовки или автомата, давали побольше гранат — до двадцати штук на человека, а во время атаки это столь же эффективное средство, как винтовка. Конечно, гранаты были у каждого китайского солдата независимо от того, имелась ли у него винтовка или автомат, причем метали они их довольно метко. Но я лично с винтовкой чувствовал бы себя в большей безопасности, чем с гранатами. Позже, конечно, все китайские солдаты получили винтовки или автоматы, но во время отхода они испытывали недостаток в оружии.
Когда мы снова двинулись на север, погода ухудшилась. Поднялся сильный буран, дороги занесло. Машины тащились черепашьим шагом. В одном месте мы натолкнулись на множество убитых американцев. Трупы лежали на дороге и по обочинам в самых разнообразных позах. Некоторые так и остались висеть на бортах разбитых машин, а другие погибли в спальных мешках, не успев даже проснуться.
Дальше, в полусожженной деревне, мы опять увидели обуглившиеся трупы американцев, обгоревшие машины и танк. В некоторых машинах сидели убитые водители. У одного на спине зияла огромная рваная рана, которая лучше всяких слов рассказала нам, почему ему не удалось спастись бегством.
Не нужно было объяснять, что случилось. Само зрелище говорило о страшной трагедии, разыгравшейся здесь. Мы насчитали свыше шестидесяти трупов американцев. Здесь погибла целая разведывательная рота. Удалось спастись только трем — четырем солдатам.
Как выяснилось, эта рота действовала в качестве разведывательного
В своей жизни я еще не видел более ужасной картины.
Лисынмановцы прислали грузовики, чтобы вывезти трупы американских солдат, и поручили эту работу корейским детям. Разве было у них моральное право подвергать детей таким страшным испытаниям военного времени? Какой позор — заставлять малолетних убирать трупы!
Соседняя деревня была почти уничтожена, и я обрадовался, когда случайно набрел на землянку, вырытую в склоне холма и, по-видимому, недавно покинутую каким-то китайским солдатом. В ней я и переспал. Но когда мои товарищи узнали, что я провел ночь в «логове гука», они пришли в ужас. Охваченные манией превосходства, они предпочитали спать под открытым небом. Я же остался очень доволен своим убежищем.
Совершив несколько коротких переходов, мы двадцать второго февраля оказались под Йондоном. Вокруг одного дома ограда была почти разрушена, и наши офицеры дошли до того, что на своих машинах чуть ли не въезжали в спальни. Разумеется, никто из них не мог бы объяснить это военной необходимостью — просто им нравилось ездить на машинах, и владельцам домов приходилось мириться с подобными капризами незваных гостей. Конечно, этот инцидент можно считать незначительным по сравнению с другими, куда более серьезными. Однако и по нему люди, которые хотят знать правду о войне в Корее, могут судить, что пришлось перенести корейскому народу.
Из Йондона мы двинулись дальше в горы, образующие центральный горный массив Кореи. Теперь мы забрались в такие дебри, где не было никаких деревень. Изредка попадались отдельные домики.
В горах мы наткнулись на одну семью, которая не знала, кто мы такие и зачем сюда пришли. Эти корейцы, правда, слышали, что идет «гражданская война», но их она еще не коснулась и они не подозревали, что в Корее находятся иностранные войска. Наш облик поразил их, и это не удивительно — в здешних местах никогда не видели европейцев.
Чем ближе подходили мы к 38-й параллели, тем сложнее становилась политическая обстановка. В Организации Объединенных Наций шли бесконечные дебаты о принципах, но практически это ничего не давало. В письме домой я писал: «Думаю, Корею не удастся объединить до тех пор, пока все иностранные войска не покинут ее территорию. Если войска ООН остановятся на 38-й параллели, то китайские войска, может быть, уйдут из Кореи, и тогда Северной и Южной Корее, возможно, удастся объединиться. Все патриоты этой страны хотят одного — создания единого государства и в глубине души настроены против союзников, которые установили границу по 38-й параллели после войны с Японией. Я всем сердцем сочувствую этому народу, который так страстно жаждет создания новой Кореи, хотя перспектива урегулирования пока выглядит весьма неопределенно».