Я воевал в Корее(Записки английского солдата)
Шрифт:
Мы прибыли в деревушку, расположенную к северу от Чипённи. Почти все дома этой деревни, оставленной жителями, были полуразрушены, но и в них уже разместились лисынмановские войска. Очевидно, им, как и нашему полку, командование приказало расположиться в этой деревне. Но наши офицеры заставили лисынмановцев уйти под предлогом, что те не имеют права находиться в одной деревне с англичанами.
В большей части домов было ужасно грязно, и нам пришлось разбить лагерь на берегу реки. Холода прошли, и спать на свежем воздухе было довольно приятно, к тому же и за водой недалеко ходить.
В этой деревне нам
Мне хотелось побыть одному, забыть о пережитых ужасах. Я часто забирался на какой-нибудь холм и наслаждался легким ветерком и теплым солнцем. Как приятны были эти прогулки без надоевшего тяжелого снаряжения.
Иногда я останавливался и подолгу любовался широким ручьем, сверкающим в лучах солнца. Меня окружали вершины, с которых недавно сошел снег. Они были так живописны, так величественны, что я чувствовал прилив новых сил и вдохновения. Если бы не война и не служба в армии, я бы еще больше полюбил и лучше понял эту страну. Сейчас, во время тяжелой войны, невозможно было создать нормальные условия жизни нищему, угнетенному народу Кореи, но разве справедливо оставлять его в этом положении? Некоторые высокопоставленные лица понимали, что эта страна в состоянии обеспечить своему народу лучшие условия существования, но предпочитали держать его в нищете. Настоящие патриоты мечтали о лучшем будущем и боролись за него. Я уверен: народ Кореи завоюет себе равное место среди других наций мира, хотя путь к этому будет долгим и нелегким.
Своим вмешательством в дела Кореи мы не только не помогали ей, а, наоборот, ухудшали ее положение. Чем больше бедствий причиняли мы этой стране, тем сильнее подрывали свою некогда почетную репутацию в глазах корейцев. Раньше некоторые корейцы относились с уважением к англичанам и даже к американцам. Но война не оставила от былого уважения и следа. Многие корейцы, узнав людей Запада, с горечью в сердце пробудились от иллюзий.
Нам никогда не удастся восстановить утраченный престиж.
Может быть, это и не так важно в сравнении с ужасами войны и ее политическими последствиями, но все же мне хотелось бы подчеркнуть, что авторитет Англии на Дальнем Востоке, который и до этого быстро падал, теперь безвозвратно потерян.
Однажды я попал на вечеринку в корейский дом. Там были некоторые из моих корейских друзей, которые работали у нас в батальоне, и местные крестьяне. Все они выпили много сакэ — рисовой водки; её корейцы поглощают так же много, как мы пива. Сакэ очень крепка и сильно действует на тех, кто не привык к ней.
Это была веселая компания. Мы выпивали, шутили, танцевали, пели. Я охотно принял приглашение, но, несмотря на уговоры, пить старался немного. У меня на душе стало радостнее при виде этих веселых людей.
Торжество состоялось по случаю того, что большинству работающих у нас корейцев на следующий день разрешили вернуться домой. В маленькой комнатке с трудом
Мне было приятно в этой компании, и я старался не отставать от корейцев. Мелодии некоторых народных песен были мне знакомы — я часто слышал их в Корее, и теперь я пел вместе со всеми. Никогда не забуду этих жизнерадостных людей, которые умели так искренне веселиться, когда у них выпадало несколько свободных минут. В конце вечера они спели специально для меня английскую национальную песню, вслед за которой несколько человек вдруг запели «Интернационал». Вечер закончился корейской народной песней.
В письмах домой я не мог не коснуться войны: «Сейчас, когда американцы приближаются к 38-й параллели, — писал я, — настало самое время начать переговоры и выработать условия мирного договора. Но было бы большой ошибкой возложить решение этого вопроса на Макартура. Я уверен, что он не понимает огромного политического значения корейских событий. В ближайшие несколько недель мы, видимо, окажемся свидетелями серьезных событий».
Китайские войска продолжали отходить по всей линии фронта, время от времени ожесточенно контратакуя. Отход осуществлялся в полном порядке, и на пути наступающих войск китайцы сооружали различные препятствия. Этот планомерный отход ничем не напоминал нашего беспорядочного бегства.
Надежды на перемирие не оправдались. А пока, находясь со своей частью на отдыхе, я наслаждался тишиной и покоем. Каждый день я уходил в горы, откуда открывался красивый вид на раскинувшуюся внизу деревню. Приятно было вдыхать аромат свежего полуденного воздуха.
После нескольких теплых солнечных дней в пасху опять пошел дождь и стало холодно. А что хуже всего — поступил приказ немедленно вернуться на передовую.
Мы прибыли в населенный пункт восточнее Ыйчжонбу, откуда должны были начать боевые действия в горах. Теперь нам мало приходилось отдыхать, и мы напрасно пытались согреться в мокрой одежде, укрывшись сырыми одеялами.
Офицеры, как всегда, заняли дома, а нам предоставили располагаться под открытым небом. Еще в ноябре был получен приказ, запрещавший выселять местных жителей и занимать их дома, но на этот приказ никто не обращал внимания.
Если бы нас атаковали в таком — населенном пункте, офицерам не удалось бы быстро выбраться из постелей и спастись, поэтому солдатам приходилось охранять покой начальства, хотя сами они нуждались в отдыхе гораздо больше. В некоторых других армиях офицеры заботятся о подчиненных, делят с ними все тяготы военной жизни. Есть такие офицеры и в английской армии, но их очень мало…
Мы продолжали наш поход через долины и горы, очищая от противника каждый захваченный участок. Китайцы не оказывали нам сильного сопротивления; мы медленно продвигались вперед, а они также медленно отходили. В плен попало несколько солдат корейской Народной армии. Помню, как одного корейского юношу в рваной одежде и стоптанных ботинках вели под конвоем в тыл мимо наших позиций. Когда он проходил мимо нас, солдаты издевались над ним и подстрекали конвой «задать ему как следует». К счастью, конвоиры не послушали советчиков.