Янтарин
Шрифт:
…Орала Фелиша громко, но недолго. Одна из похитительниц сунула в рот девчонке кляп из коры. Небольшой, но очень невкусной.
— Попалассь, попалассь, — неслось со всех сторон.
— Ферекрусс, попалассь!
Куда её заволокли, она поняла, когда плюхнулась в вонючий бочаг, сыто хлюпнувший торфом и жижей. Тут же из бочага высунулась костлявая лапа, вцепившаяся в рукав, из-под воды мигнули два круглых жёлтых глаза.
— Ключ, — булькнуло бледное с прозеленью существо, быстро облапившее сконфузившуюся девчонку.
— Пшла вон, гадина, — Фелиша размахнулась и залепила звонкую оплеуху. Пока кикиморка оправлялась от потрясения (были бы мозги — так и от сотрясения), принцесса выбралась на более-менее твёрдую поверхность, брезгливо
Тут были. И очень многие. Зло жужжали крыльями берегини, тихонько выныривали всклокоченные кикиморы, посверкивая настороженными водянистыми глазками, из тумана проявлялись и тут же исчезали странные безликие существа с одинаково обвислыми ртами. Даже коряги незаметно, но уверенно цеплялись за штанины, стараясь задержать и напугать. Всё это крутилось вокруг принцессы, обволакивало её склизкими щупальцами настороженности и незаметно толкало куда-то прочь от бочага. В мягкую, поблёскивающую каплями влаги, траву, мерно колышущуюся над тёмной стоялой водой. Фелиша почти поставила на ряску ногу, когда на голову ей спикировала тяжёлая встрепанная хрипло каркающая птица. Выкормыш Гельхена клюнул в рыжую макушку, обращая на себя непосредственное внимание, но непривыкшая к подобному обращению (то есть привыкшая, конечно, но разве с вампиром повоюешь?) девчонка ответила активным протестом, махом выщипнув пук перьев из птичьего хвоста. Филя заметался, кинулся в сторону, разбивая мощными крыльями клочки сизого тумана, захваченная азартом Фелиша бросилась следом, позабыв и о ряске, и о жутких харях, раззевающих кривые безгубые рты, и о самом болоте, напичканном разномастными недоброжелательно настроенными духами. Девчонка всё бежала и бежала, а птица неслась впереди по кривой траектории, заманчиво махая культяпкой куцего хвоста перед самым веснушчатым носом. Серые перья её налились красками, распугав всю напирающую нечисть. Берегини шипели, пищали, но убирались в щели тумана. Кикиморы скрежетали острыми зубами, но осмеливались вынырнуть только после того, как остроносые сапожки Фелиши проскачут мимо. Коряги изо всех сил старались выглядеть мирными и неживыми.
— Куда-то спешишь, птенчик?
От неожиданности она вскрикнула, непонятная хрупкая магия птицы лопнула, осыпавшись со вмиг поникших перьев тёплыми жёлтыми искрами. Фелиша за что-то зацепилась, хлопнулась носом в болото. Прямо к ногам странного заросшего тиной, раздутого как прошлогодний утопленник типа. Тип высунул синий язык, облизал отсутствующие губы. Пахнуло приторно-трупным запашком.
— Пасть закрой, а то надышишься, — почти дружелюбно посоветовал он, заметив, как янтарные глаза девчонки медленно собрались в кучку.
— Сам закрой пасть и медленно отойди от него, — тихо с затаённой угрозой попросил голос Гельхена. Сам он появился не сразу — сначала из-за туманной завесы проявился тусклый меч, напряжённо замерший у предполагаемого горла тинистого, потом холодным блеском засветились вмиг потемневшие глаза с яркой золотой короной вокруг лихорадочно расширившихся зрачков, а уже потом обнаружился и сам их обладатель, вокруг которого нарезал круги его верный птах.
Неизвестный тип оскалился. Что они говорили друг другу потом, обсуждаемая уже не слышала — какая-то коряга незаметно обмотала лодыжки принцессы и подло дёрнула в туман. Костлявые ручонки кикиморы сноровисто закинули на руки тонкий жгут из лиан, а берегиня, судя по потрёпанности и общипанности — давешняя королевка, со мстительным удовлетворением запихала в рот очередной кусок коры. Потом тухлая вода ударила Фелише в лицо, она запоздало поняла, что могла бы и побороться за свою жизнь, но не успела: болотная жижа хлюпнула, с благодарностью поглотив брошенную в бочаг жертву. Вода влилась в рот и нос. Мерзко защипало в горле. Фелиша забилась, не соображая вверх она подымается или опускается вниз. Прошло бесконечно долгое время, а, может, всего одна секунда, чьи-то сильные пальцы
Поляна оказалась незнакомой. Возможно потому, что обрыдший туман наконец отступил за деревья, явив миру каменную глыбу со сбритой макушкой. На глыбе была грубо накарябана дикая рожа. Вокруг плотненько разместились всевозможные обитатели "глубинки" от болотных огоньков, до выплывших ради такого дела утопленников. Все они молча смотрели на Фелишу. И на того, кто вытащил её из воды. Пахнуло знакомым трупным ароматом.
— Я же предупреждал про пасть, — добродушно напомнил тинник. — Только закричи, — лапы его бегло пробежались по зацепеневшей Фелише. — Где кулон?
— К-какой?
— Наверняка янтарный. Слеза дракона. Где он?
— Нет у меня.
Её подняли на руки и почти бережно отконвоировали к камню, оказавшемуся алтарём. Бухнули сверху, профессионально подцепили когтем путы на запястьях, а четыре болотника заросшего вида тут же растянули девчонку за руки и ноги, не давая пошевелиться. Да она и не шевелилась, выплюнула деревяшку и заорала.
— Чего орёшь? Не у тебя, так не у тебя, у второго заберём, — тинник отшатнулся, но тут же справился с эмоциями, прикрыл тухлой лапой орущий рот, а когтями второй чиркнул по рубахе, распоров ткань до самой груди, неосторожно оставив на животе длинную тонкую царапину. Неглубокую, но кровь струйками зазмеилась по телу, промочив ткань на боках и плюхнув на алтарь. Камень явственно вздрогнул, по толпе нечисти пробежал дружный вздох, кто-то облизнулся. Фелиша плюнула на чистоплюйность, которой всё равно никогда не страдала, и тяпнула лапу.
— Я же предупреждал, чтоб держался от пацана подальше, — Гельхен опять неприятным сюрпризом вышел от деревьев.
— П-шш, опять ты? Откуда такой умный взялся? — тинник попятился за алтарь.
— Да уж не от мамы с папой! Мне глаза не отведёшь, тропинки не запутаешь, отзови своих дуболомов, Ферекрус.
Присутствующие дружно ощетинились — кто зубами-когтями, кто заговоренным мечом.
— Вам же хуже, — Гельхен неожиданно спокойно засунул меч в кольцо на поясе, сложил на груди руки и выжидательно уставился на алтарь, всё сильнее вздрагивающий и словно ворочавшийся в земле. Птица, до этого спокойно сидевшая на хозяйском плече, сорвалась с места, слетела на алтарь, деловито подошла к краю и тюкнула по намалёванному глазу.
Тогда рожа моргнула и обиженно проворчала:
— Сдурел совсем? Шуток уже не понимаешь?
— Ты к моим тоже неодобрительно относишься, гляжу. Отпусти парня, а?
Харя перекатилась по плоскости камня на свою плоскую макушку, внимательно рассмотрела притихшую жертву и растянула нитку рта в гаденькой всё понявшей ухмылочке.
— Не вижу парня, вижу рыжую проблему, — сказал он.
— Верни. Со своими проблемами я разберусь как-нибудь без тебя.
— Ну и дурак, — вынесла вердикт харя. — И всегда таким был. Потому до наёмника и докатился, Феникс.
Птица ещё раз воспитательно тюкнула харю в глаз.
— Моё имя Гельхен, Ферекрус, — спокойно напомнил наёмник. — И, пожалуйста, прикажи своим тварям не смердеть возле моей проблемы. У неё уже глаза закатываются.
Ферекрус надул выбитые щёки, щелкнул языком.
— Ладно, забирай своё сокровище и проваливай, — величественно разрешил камень. Нежить тихонько растаяла, убравшись подальше в туман. Агрессивные наёмники её не устраивали.
— Угу, уже бегу, — Гельхен повелительно щёлкнул пальцами. Птица послушно тюкнула харю.
— Оу! Ну чего ещё?
— Я не помню, чтоб твои болота были в такой близи от Говерлы.
— Это завуалированный вопрос?
Тюк!
— Чего тебе, вредитель?!
— Мы же договаривались, чтоб ты к человеческим поселениям не лез.
— Я и не лезу. Говерла, эвон она где, я так на границе сижу, между Янтарным и Нерререном. А людишки сами как мошкара ко мне сунутся. Вот хотя бы твой юный…хю-хю… друг.
Тюк!
— Сами виноваты! Кто просил моих берегинек обижать?