За последним вздохом
Шрифт:
Да и вообще, кто в здравом уме упустит шанс трахнуть королеву?
Кольтира обнял одной рукой Сильвану за талию и наклонился, чтобы поцеловать. И поймал себя на мысли, что, несмотря на почти полутысячелетний возраст и немалый опыт в сексе, сейчас понятия не имеет, что нужно делать.
Нежничать с ней и озвучивать все то, что положено говорить женщинам перед тем как уложить в постель? Надо ли это немертвой? Он понимал, что нужно быть аккуратнее, чем во время секса с Тассарианом - и не потому, что с ним леди, а просто для банши гораздо сложнее восстанавливать повреждения тел. Ладно, аккуратнее. Но
Кольтира помог ей избавиться от легкого доспеха и одежды и с нажимом погладил ее по спине и бокам, очерчивая плавные линии бедра.
Сильвана нахмурилась и сжала губы в линию. Кольтира догадывался, о чем она думает: за каким упырем она все это затеяла? Как может кто-то желать ласкать это не разлагающееся, но все равно отвратительно мертвое тело? Дохлятину.
У нежити тут нет вариантов: нужно просто на эту тему не думать, иначе дорефлексируешь до такого, что пойдешь сбрасываться со скалы. Но вести долгие морально поддерживающие беседы, объясняя ей это, Кольтира не собирался.
Он крепко ухватил Сильвану за плечо, притиснул к себе ближе и вцепился зубами в ее шею. Он не мог видеть выражения ее лица, а что она имела в виду, впиваясь ногтями в его шею, запустив пальцы под ворот рубашки - упырь знает.
Кольтира выпустил ее и избавился от оставшихся частей доспеха сам. С Тассарианом они и так могли трахнуться, но, при всей своей нелюбви к этикету, Кольтира понимал, что с королевой так себя вести нельзя. Он снова поцеловал ее, и Сильвана укусила его за губу. Похоже, ей всякие нежности были уже не интересны, как и ему.
Они так и не сказали ни слова. Их ласки причиняли боль, которая живых начисто лишила бы возбуждения и желания продолжать. Но Сильвана и Кольтира не были живыми. Они испытывали не наслаждение и не сексуальную страсть, но жажду большего, огня, искры, ощущения жизни. Сжимали объятья в попытке согреться. Не согреть друг друга, а вырвать для себя порцию тепла. Они не могли дать партнеру то, что им было нужно. Они - нежить. Как никому не нужные дети, которые жаждут внимания и любви, но не умеют их дарить. Только получать, вытягивать, требовать, отнимать.
Создавая Сильвану-банши, Артас явно не жалел сил. Кольтира чувствовал источник ее энергии, и стремление прикоснуться к нему было похоже на желание близости – но это все же было не то. Им недоступна страсть, плотское влечение или чувство расслабленной неги и покоя. Они просто терзали друг друга, пока не схлынула эта жажда тепла, оставив ощущение неудовлетворенности, но все рано какой-то иллюзии близости. И понимания.
Немертвым не нужно время, чтобы отдохнуть и отдышаться после секса. Сильвана принялась одеваться, и Кольтира последовал ее примеру. Он вдруг вспомнил, как еще в Цитадели Тассариан говорил ему, что интрижки на стороне не приемлемы. Однако Кольтира совсем не чувствовал себя виноватым и не стал додумывать эту мысль.
В тот раз Сильвана сразу же завела разговор а делах, а потом поспешила выставить его за дверь. Кольтира выбросил тот вечер из головы - ну, почти выбросил. Все же мысль, что спал с королевой, самой Сильваной
– Нам нужно поговорить, - заявила Сильвана, приведя себя в порядок после соития.
Она не смотрела на собеседника, а задумчиво тыкала пальцем в оставшиеся на коже следы “ласк”. У нежити практически не бывает синяков - кровь не течет из поврежденных сосудов, - и Кольтира затруднялся объяснить с анатомической точки зрения механизм появления темных пятен, которые исчезали после вытягивания энергии.
– Нет.
– Почему?
– Сильвана подняла на него непонимающий взгляд.
Ну что тут не ясного? Два часа выяснять отношения, проговаривать границы допустимого и все в таком духе - это пытка почище темной магии валь’кир. И так ведь понятно, что она скажет, чтобы он не раскатывал губу на всякого рода привилегии от своего положения любовника королевы. Да сдались ему эти привилегии тысячу лет. Ему, может, просто, сильванина задница нравится. И странный, непонятный взгляд алых глаз во время секса: то ли загрызть хочет, то ли просто… хочет. Словом… все же нормально, ну о чем тут еще говорить?
Обсуждение деталей отношений Кольтира и при жизни не выносил, а обращение в рыцаря смерти тем более не прибавило ему терпеливости и деликатности.
– Я еще слишком молод, чтобы заводить семью, ваше величество, - отшутился он с таким серьезным видом, что Сильвана даже поначалу поверила.
– Тебе никто и не… - надменным тоном начала она, потом хлопнула ресницами и махнула на него рукой.
– Тьфу на тебя.
Больше Сильвана поговорить на эту тему не пыталась. Она периодически брала его с собой на прогулки - вроде как в качестве телохранителя, но двум следопытом ли не знать, что на природе гораздо приятнее.
Не сказать, что отношение королевы к нему заметно изменилось после начала этой связи. Кольтира не собирался что-либо выпрашивать и пользоваться положением. Но иногда ему сложно было видеть перед собой только королеву, а не женщину, которая позволила ему спать с ней. Он постепенно начал наедине обращаться к ней на “ты”, выражался резче и прямее, чем следовало бы в разговоре с ее величеством.
Сильвана чаще ему это прощала, временами язвила в ответ, угрожала, и однажды все-таки отправила его под арест. Кольтире показалось, что не так уж и сильно она злилась, а просто решила показать, что ее угрозы - не пустой звук.
– Если тебе так нравится видеть меня в цепях, моя королева, то заходи навестить, - подмигнул ей Кольтира и позволил стражам смерти увести себя.
Она не зашла, и промурыжила его взаперти неделю. Впрочем, заключение пошло ему на пользу. Не в том смысле, что научило вежливости и почтительности, а просто спасло от гибели. Отряд Отрекшихся попал в ловушку воргенов в заброшенной шахте, там случилась кровавая стычка, а потом заложенные врагом бомбы взорвались, погребая под собой бойцов обеих сторон. Сильвана велела Кольтиру выпустить и отправила его с валь’кирами искать останки выживших. Тогда он и узнал, что это ему предназначалась честь вести сюда отряд, и только заключение уберегло его от окончательной смерти или унылого существования в виде призрака.