За столом с Булгаковым
Шрифт:
Киев старался идти в ногу со временем и выглядеть европейским городом. Ресторан при «Гранд-отеле» на Думской площади (теперь Майдан Незалежности) первым провел электрическое освещение.
Знакомый нам кондитер Бернар Семадени в 1878 году установил в своем заведении один из первых в Киеве телефонных аппаратов, и вдобавок – музыкальный автомат. В 1885 году, когда на Крещатике открыли первую телефонную станцию, он выкупил первый номер телефона для кофейни, и столик в «Семадени» можно было заказать по № 1.
Летом популярны были поездки на Труханов остров, который славился ресторанами «Аквариум»,
Андрей Лесков рассказывает о молодости своего отца Николая Лескова, проведенной в Киеве (1849–1857 гг.): «Раз, говоря о Киеве и явно подразумевая самого себя, Лесков писал, что город этот „в течение десяти лет кряду был моею житейскою школою“. Это бесспорно и не требует подтверждения».
Вперемежку с жаждой восполнения всеми доступными средствами пробелов в образовании овладевала жажда и иного свойства.
Надзирать за племянником дяде было некогда, да и не любопытно. Это позволяло широко платить дань, еще на родине познанным, соблазнам, отдаваться порывам необузданной натуры и ключом бившему избытку сил. Сам он, уже писателем, не раз дает картины грандиозных кутежей в трактире Рязанова на Трухановом острове, за Днепром, или у Круга, Бурхарда и Каткова, или гомерических боев студентов, в рядах которых сражался и он сам, с саперными юнкерами в нескромных пансионах, ютившихся по Андреевскому спуску.
«К чуть более поздним годам должны быть отнесены и другие, с библейской простотой и совершенной „неприкровенностью“ дважды печатно поведанные подробности о том, как степенные „добрые люди“ хаживали на Печерск, в укромные закоулки этой глуховатой части города, где „мешкали бессоромни дивчата“, со своею „горилкою, с ковбасами, с салом и рыбицею“ (причем наиболее богомольные из этих „дивчат“ позволяли гостям пребывать у себя не позднее „благодатной“, то есть до второго утреннего звона в Лавре)».
И далее, говоря об уличной «гласности»: «…в Киеве она, казалось, била ключом. Чего стоили в ее распространении одни „цукерни“ с их газетами, непрерывной сменой посетителей, картами, бильярдами, неумолчной болтовней, обменом новостями, слухами, сплетнями; а уличная, уже почти южная, оживленность, особенно яркая на Крещатике или, в другом роде, на Александровской улице Подола; ярмарочная горячка в февральские „контракты“, как назывались грандиозные съезды представителей торгово-промышленного и сельскохозяйственного мира всей „золотой Украины“, сопровождавшиеся широкой ярмарочной торговлей в зоне „Контрактового дома“ в глубине Подола?».
А у Куприна в рассказе «Днепровский мореход» читаем: «Он все лето совершает один и тот же очень короткий рейс от Киева до… „Трухашки“ и обратно. Надо отдать ему справедливость: он обладает недюжинными навигаторскими способностями, потому что ухитряется даже на таком микроскопическом расстоянии устроить изредка маленькое „столкновеньице“ с конкурентным пароходом или какую-нибудь иную „катастрофочку“ увеселительного характера.
Он обыкновенно называет себя „штурманом дальнего плавания“. Не верьте ему. Он не был даже и на каботажных курсах, а просто поступил на пароход помощником капитана (вернее сказать, кассиром и контролером билетов) и „достукался“ всеми правдами и неправдами до капитанского звания. Это не мешает ему, однако, за бутылкой доброго коньяку с увлечением рассказывать о своих приключениях, о стычках с малайскими пиратами, об авариях в Индейском океане, о пребывании в плену у людоедов и о прочих ужасах, от которых у слушателей
Впрочем, «днепровские мореходы», которого, по уверению Куприна, злые языки называют «швейцарскими моряками», не только доставляют гостей к источникам хорошего настроения, они не забывают и о себе: «Более серьезные рейсы совершает днепровский мореход зимою, когда, имея право носить довольно красивую (хотя несколько фантастическую) форму, получая половинное жалованье и ровно ничего не делая, он попадает в свою сферу. Он отдает якоря в „Юге“, нагружается в этой бухте, разводит пары и под сильным боковым ветром плывет в „Тулон“, заходя по дороге и в другие гавани… Случается нередко, что он, претерпев жестокую „аварию“, становится на „мертвый якорь“ в ближайшем полицейском участке. Впрочем, и во время летних рейсов он редко бывает „не под парами“».
Одним словом – летом и зимой, в центре и за городом киевлянин всегда мог найти ресторан, кафе или кабак на любой кошелек и с любыми развлечениями.
Украинские традиции
Но как бы много ресторанов ни открывалось в Киеве, от домашних застолий никто не собирался отказываться. Кто-то предпочитал есть дома из соображений экономии, а кто-то потому, что был рад видеть за столом родных, собирать всю семью, веселиться вместе, вдали он посторонних глаз. Чем могли угощаться киевляне на этих обедах. Их застолья были не менее космополитичны, чем меню ресторанов. Французская кухня – как в дворянских семьях по всей России. Английская кухня – как новая (а точнее – вечно возвращающаяся) мода. Кухня соседей – русская, польская, литовская. И собственно украинская кухня.
Илья Эренбург вспоминает: «В Киеве я ел вареники с вишнями, пампушки с чесноком».
В 1860 году в Киеве выходит книга Николая Маркевича «Обычаи, поверья, кухня и напитки малороссиян. Извлечено из нынешнего народного быта».
Как следует из названия, речь в книге пойдет в основном о деревенской жизни простого украинского народа. Об его обычаях, суевериях, песнях, играх и танцах, которыми так насыщены произведения Н.В. Гоголя и которых почти нет в текстах Булгакова. Украинцы Булгакова – это по большей части образованные люди, их жизнь – это жизнь столичных, или даже европейских горожан. У нас нет никаких воспоминаний о том, что Булгаковы сочувствовали деятельности, к примеру, «Киевской громады», – общества украинской интеллигенции в Киеве, занимавшейся культурной и просветительской деятельностью, сохранением и возрождением украинской культуры. (Общество это действовало с 1859 по 1876 гг., и закрыто в связи с указом Александра II, ограничивавшим использование украинского языка на территории Украины).
Тем не менее главные, «базовые» рецепты украинской кухни, безусловно, знали в каждом киевском доме, какой бы национальности ни были люди, жившие в нем.
Рецепты в книге Н. Маркевича (всего их 90) выстроились по алфавиту. Поэтому все начинается с «Бабы», точнее – с «Бабки»:
«1. Бабка. Отбить яиц в чашку, растереть с коровьим маслом, положить соли и муки, развести сливками, смазать кострюль (!) коровьим маслом, налить туда раствор и поставить в печь, чтоб спеклась; дoлжно наливать полкострюли (!); коль скоро подымется (!) вровень с кострюльными (!) краями, скорее вынимать, а не то опадает и не будет годиться, – кто желает бабку сладкую, тот пусть кладет сахар вместо соли».