Забытый скакун
Шрифт:
В ней читаются те же признаки породы, что и в Браслете. Те же характерные красивые движения, тот же высокий парадный ход, как на шагу, так и на более быстрых аллюрах; так же на ее коже видна каждая жилка. Она заметно округлилась – снова с жеребенком, – это несколько портит ее, но таков уж удел родоначальницы племени – всегда ходить тяжелой.
Пожалуй, в ней еще больше жизни, чем в Браслете, хотя она сегодня и выглядит более спокойной (причина – жеребенок).
Соколов припоминает:
– Когда ее привели к нам на ипподром в Свердловске, я сел на нее хотел проехать, а она – все боком, боком… Так всю дорожку и ехал поперек дорожки!
В сущности, они все такие. Только сел на них –
С Бегонии мысли обоих снова вернулись к основному вопросу – к маткам. Караваев принялся рассказывать о своей недавней поездке в Москву. В августе 1947 года на ипподроме в Москве состоялась большая выводка молодняка. Выводка была обставлена очень торжественно: фанфары, жокеи в ярких костюмах, громадное стечение народа. Караваев как раз тогда заканчивал свой объезд заводов. В ложе были маршалы Буденный, Малиновский, Василевский; потом появился Конев и вскоре — Ворошилов. Когда начался розыгрыш дерби, Караваев сидел очень близко от Василевского и Буденного и слышал их разговор.
– Вот эта выиграет, – говорил Василевский.
– А по-моему, вот та… – мягко возражал Буденный. И все было по Буденному.
Караваев внимательно следил за ходом розыгрыша и брал на заметку лошадей, которые могли бы пригодиться 118-му заводу. Особенно понравилась ему одна кобыла – Сессия.
Потом он подсел к Буденному и, когда коней стали проводить мимо трибун, говорил ему:
– Товарищ маршал, вот эти две вороные кобылы нам подходят…
– Эти кобылы подойдут, – соглашался маршал. – Лошади вашего завода.
Он очень хорошо был осведомлен о ходе дела в 118-м заводе – как идет восстановление русской верховой породы – и высказывал свои соображения о значении этой лошади для народного хозяйства и для обороны.
На другой день было совещание у Буденного, Семен Михайлович очень живо интересовался, что еще нужно уральцам. Он вникал в каждую мелочь, В результате Сессия осталась за 118-м заводом. Караваев был весьма доволен этим.
– Она уже в дороге, – вставляет Соколов.
В свою очередь он рассказывает Караваеву о недавнем случае, происшедшем на ипподроме в Свердловске. Приехал тренер-наездник Рощин. Рощин долгое время – более двадцати лет работал на Свердловском ипподроме, выдвинулся, уехал в Москву. В Москве он дебютировал на молодой кобыле Кавычке, 108-го конезавода Уральского треста. Кавычка в 1944 году выиграла большой трехлетний приз; в 1945-м – большой четырехлетний. На ней Рощин выиграл все традиционные призы. И вот, впервые после своего переезда в столицу, Рощин приехал в Свердловск, чтобы принять участие в розыгрыше больших летних призов. Приехал со своими лошадьми. О приезде его заранее было сообщено в специальных афишах, анонсировалось по радио и в газете. Однако что из этого получится, он, вероятно, никак не ожидал.
Не ожидали этого и свердловские старожилы. Прошло сравнительно не так уж много времени, как Рощин расстался со Свердловском, ему казалось, что он хорошо знает местных лошадей и может твердо рассчитывать на успех. А получилось… Уральские лошади обставили всех его рысаков, он не выиграл ни одного приза. Расстроенный Рощин сел на другой день в самолет, отказавшись от дальнейшего участия в бегах, и улетел обратно в Москву, оставив в Свердловске всех своих лошадей.
История занятная. Караваев и Соколов, оба воспринимают ее как еще одно свидетельство качественного роста уральского коннозаводства.
После они берут лошадь и едут на пастбище, где пасется молодняк
Внезапно все лошади настораживаются, словно по команде подняв головы и перестав щипать траву, – в лесу раздался посторонний звук, – и в следующую секунду срываются с места и плотной массой несутся вскачь прочь. Табунщики вскакивают на своих верховых и мчатся следом. Только гул идет по земле…
Было время, когда благосостояние целых народов определялось количеством имевшихся у них табунов. Разведение коней поощрялось государством, для охраны его издавались законы, конь считался полезнейшим и даже священным животным. Коня дарили в знак дружбы, конь мог послужить и причиной раздора между народами. И потому в законодательстве некоторых народов древности мы видим специальные статьи, запрещающие разводить лошадей. Это делалось для того, чтобы умерить воинственный пыл соседей и не дать подвода вспыхнуть ссоре. Без лошади не было бы многих войн; без лошади и распределение населения земного шара, вероятно, выглядело бы совсем по-другому.
Конь – он издавна идет по земле рядом с человеком обнаруживая редкий для животного ум и необыкновенную привязанность. Конь воспет в сказаниях и легендах, ему посвящены многочисленные полотна великих мастеров живописи. Нет другого животного в мире, который столь же часто служил бы темой для вдохновения художника, скульптора.
Советский Союз – сокровищница многих богатств – обладатель и лучшего в мире конского стада. Слава буденновской конницы пройдет через века. Советские кони пили воду из Дуная и Вислы, купались в Шпрее, Эльбе и Одере, они переходили Карпаты и Рудные горы, пыль всех дорог Европы лежит на их копытах.
На многочисленных конских заводах Советской страны, на колхозных фермах ежегодно вырастают сотни тысяч молодых коней это большое подспорье в народном хозяйстве, неоценимое богатство. Частицу этой силы, этого богатства растит и 118-й завод. Соколов проезжал и видел – конюхи чистят конюшни, выбрасывая из денников горы еще теплого, остро пахнущего навоза; девушки в серых халатах обмахивали маленьких жеребят, фуражные рабочие везли с лесных покосов сено для зимовки; на беговой дорожке старый тренер Орест Абрамович Белун выезжал молодых лошадей. Текла нормальная жизнь завода.
В заключение Караваев показывает Соколову восемь недавно прибывших на завод тавдинок – некрупных, но крепких саврасых лошадок с темным «ремнем» по спине, – местное уральское отродье, – они еще ждут, чтобы кто-нибудь по-настоящему занялся их разведением. Караваев, за их способность долгое время обходиться одной грубой пищей, называл их «безовсовыми лошадьми».
С тех пор как кончилась война и страна приступила к осуществлению нового пятилетнего плана, завод значительно изменил свое лицо. У бывших свинарников подняты стены, сделаны тамбуры (это, правда, частью было сделано еще и в годы войны), все помещения заново переоборудованы внутри. В помещениях для кобыл к зиме настилают полы – теплее ей, тяжелой, лежать и теплее новорожденному жеребенку. Перед зимой все конюшни белятся изнутри и снаружи, трамбуются полы. Завод обзавелся ветеринарным лазаретом, были оборудованы левады для выгула животных, капитально отремонтированы жилые дома для сотрудников, контора, сараи, овощесклад, для семей работников оборудованы детские ясли, столовая. Устроена беговая дорожка длиной 1600 метров.