Загадка Александра Македонского
Шрифт:
Таида сама принесла ему еду, и он тут же все съел.
– Мы победили!.. И я не умер!.. – с облегчением воскликнул он. – Расскажи мне про Вавилон!
– Я еще не была в городе.
– И очень хорошо. Вавилон – город соблазнов. Не гуляй по нему без меня.
Лицо Таиды с каждым его словом выражало все большее удивление. Не сон ли, что Птолемей очнулся, говорит с ней? Лекарь Филипп, личный врач царя, так тревожился за его жизнь!..
Она поцеловала его в губы, и он ответил на ее поцелуй, прошептав:
– Мне хочется верить, что нас больше
Птолемей внимательно, впервые за долгие дни оглядел себя:
– Тебя не пугает кровь на моей одежде?
– Нет, любимый!..
– При Гавгамелах пролилось много крови, но это когда-нибудь кончится.
Он никак не мог понять, что происходит в ее душе. Она стояла перед ним более таинственная и непостижимая, чем когда-либо. Он любовался ее лицом, не веря, что она рядом с ним. Она выехала из Афин задолго до его ранения. Значит, она не из-за его недуга приехала к нему. Неужели ее снова позвал Александр?
– Что заставило тебя прибыть в Вавилон? – пристально глядя в глаза Таиде, спросил Птолемей.
Таида молчала. Она присела на край скамьи. Ее лицо было совсем близко от лица Птолемея.
И Птолемей заговорил снова:
– Войны и опасности разлучают людей. Я не хочу, чтобы из-за персов мы снова надолго расстались. Останься со мной навсегда, навсегда.
Он коснулся ее руки и сказал проникновенно и нежно:
– Таида…
И не удержался, чтобы не повторить этого прикосновения, взял обе ее руки в свои:
– Таида…
Он прошептал ее имя с тоской и болью. Потом выпустил ее руки и, словно дождавшись минуты, которую не могли отнять у него ни боги, ни Александр, притянул Таиду к своей груди, где чернели пятна крови на повязках.
Пусть кровь скрепит печатью их общее будущее. Пусть связующая сила крови станет несокрушимой.
Она склонилась к его губам. И губы их слились в едином чувстве.
Птолемей не выпускал Таиду из своих объятий, хотя и ощущал острую боль от еще не заживших ран. Он сознавал только, что наконец-то наступила минута, ради которой он мог от многого отречься и многое претерпеть. Кого благодарить за ее приход? Некогда размышлять об этом. Надо всей душой впитать каждую ее каплю, чьим бы даром она ни была. Может случиться, что она не повторится уже после его выздоровления, ведь впереди снова битвы, битвы, битвы, которым нет конца.
– Да, Таида, – страстно шептал он, глядя в ее большие синие глаза, – я уже сказал тебе, что у нас нет времени ждать, потому что, едва я встану на ноги, мне снова придется вместе с Александром выступить в поход против персов и разлучиться с тобой. Но прежде чем это случится, я хочу заполнить тобой всю свою жизнь. Только зная, что ты принадлежишь мне, что ты понимаешь меня, что моя воля стала твоей волей, моя жизнь – твоей жизнью, моя любовь – твоей любовью, только зная это, я смогу вместе с Александром победить.
Таида молчала, не в силах понять, что с ней происходит. Она обязана рассказать как можно скорее Птолемею все о пире в доме Персея, о готовящемся против Александра заговоре.
– Может, ты не хочешь этого? Может, ты ждешь снова любви Александра и готова разделить его судьбу?
Таида продолжала молчать.
Птолемей вдруг разжал руки, выпустив ее из своих объятий.
– Ты продолжаешь молчать, – произнес он печально. – И я могу лишь догадаться, что ты думаешь не обо мне и не о нашей общей судьбе, а об Александре, ради которого ты готова пожертвовать своей жизнью.
Птолемей замолчал, стиснув зубы, и вдруг выкрикнул:
– Ты приехала к Александру? Говори!
– Как видно, тяжелое ранение лишает тебя рассудка. Я пришла к тебе, но ты не даешь мне и слова сказать.
– Говори! Отвечай, пока я окончательно не сошел с ума! – выкрикнул он. – Я как зверь, которого с натянутым луком преследуют по пятам, не давая ему ни отдыха, ни покоя.
Птолемей провел рукой по лбу и в изнеможении распластался на ложе. Горше всего была мысль о том, что Таида проделала нелегкий путь из Афин в Вавилон, видимо, только затем, чтобы встретиться с Александром. У него потемнело в глазах. Он застонал от боли, пронзившей его сердце.
Таида опустилась на колени перед ложем Птолемея. Коснувшись его лба, почувствовала, что он пышет жаром. Она не знала, что делать, как ему помочь, как привести в чувство, поэтому срочно послала за лекарем, решив отложить разговор о Персее до окончательного выздоровления Птолемея. Но Таида понимала, что именно сейчас он должен быть уверен в ней, должен думать, что она проделала столь длинный путь только ради него.
– Я люблю тебя и приехала только ради тебя, чтобы быть рядом… – тихо и нежно сказала она.
Птолемей приоткрыл глаза.
– Я очень устал, – сказал он слабым голосом и повторил: – Я очень устал… от бесконечных битв…
И снова полетел в бездну…
Но крепкий и закаленный организм Птолемея побеждал недуг. Раны заживали, силы возвращались, – сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Присутствие Таиды исцеляло его.
Через несколько дней после приезда Таиды Птолемей встал на ноги.
Большой поклонник и истинный ценитель прекрасного, Птолемей был рад встрече с новыми, незнакомыми предметами. Первыми его встретили мраморные ступени лестницы, устланные коврами, по которым он вместе с Таидой спустился в сводчатый коридор, ведущий на террасу.
Посреди террасы выстроились пилоны в вавилонском стиле. Между ними стояли мраморные статуи – произведения халдейских мастеров. Терраса была обсажена декоративным кустарником, пальмами и сикоморами. Отсюда открывался вид на Евфрат, воды которого плескались у самого дворца Птолемея.
Выйдя на террасу, Птолемей остановился и перевел дух.
– Я счастлив, что мы снова вместе, – сказал он и улыбнулся.
Они вышли в парк и сели на скамью в тени пальм.
К ногам Таиды подошли голуби, и она невольно вспомнила о легендарной Семирамиде.