Заговор генералов

Понизовский Владимир Миронович

Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим, Кто был ничем, тот станет всем!..

Съезд открылся двадцать шестого июля. С самого начала полулегально, хотя еще за месяц извещение о его созыве было опубликовано в «Правде», а в самый канун объявление о регистрации делегатов и порядке дня поместил «Рабочий и солдат». Но место работы съезда в газетах указано не было. Начали в Выборгском районе, потом пришлось менять адреса еще дважды. Как в царское время,

многие делегаты выступали под вымышленными именами. Выборы Центрального Комитета провели не в конце, а в первой половине работы съезда, и список членов вновь избранного ЦК по конспиративным соображениям не был оглашен.

Сегодня, третьего августа, с утра состоялось четырнадцатое, а после обеда — последнее, пятнадцатое заседание.

За несколько минут до его окончания, когда покинул трибуну последний из выступавших делегатов, слово попросил Серго:

— Товарищи, предлагаю огласить имена четырех членов ЦК, получивших наибольшее число голосов. Считаю необходимым сделать это, чтобы выразить солидарность съезда с избранными вождями партии!

Его слова были встречены дружными аплодисментами.

И первым было названо имя Ленина.

Председательствующий на заседании Яков Михайлович Свердлов сказал:

— Товарищи, все вопросы, предложенные на рассмотрение съезда, исчерпаны. Позвольте предоставить слово для закрытия съезда товарищу Ногину.

Виктор Павлович Ногин, один из руководителей Московской партийной организации, избранный на Апрельской конференции в члены ЦК и ныне вошедший в новый состав Центрального Комитета, в торжественной и напряженной тишине обвел глазами небольшой зал, собравшихся в нем немногим более двухсот пятидесяти человек:

— Товарищи, мы должны отметить исключительную обстановку, в которой протекал съезд нашей партии — этот парламент русской революционной социал-демократии. С одной стороны, гонения на наших вождей и рядовых работников, расправа с нашими сторонниками, преследование большевистской печати заставили нас провести заседание съезда в почти конспиративных условиях. С другой стороны, в эпоху совершающейся революции на долю нашей партии, и только ее одной, выпала счастливая задача быть не только пропагандистом идей социализма, но вплотную подойти к практическому претворению в жизнь начал нового устройства общества…

Серго передалось волнение, которое вкладывал в каждое слово Ногин. Он подумал: и сам бы сказал эти же слова.

— Наш съезд является прежде всего съездом интернационалистов действия, первым съездом, наметившим шаги к осуществлению социализма, — продолжил Виктор Павлович. — Как бы ни была мрачна обстановка настоящего времени, она искупается величием задач, стоящих перед нами как партией пролетариата, который должен победить и победит. А теперь, товарищи, за работу!

Делегаты отозвались на его слова аплодисментами. А потом будто единый порыв поднял их со скамей, и в зале зазвучал «Интернационал».

Когда замолкли последние слова гимна, Свердлов объявил Шестой съезд партии закрытым.

Сошел с трибуны. Отозвал в сторонку Серго:

— Как только подготовим документы, отвезете их к Ильичу.

Глава вторая

4 августа

1

Поезд, в котором ехал Антон, наконец-то прибыл в Петроград, но почему-то не на Варшавский вокзал, а, потыркавшись по окружной дороге, на Финляндский.

Сколь памятен был этот вокзал Антону! Тогда, на третий день революции, он именно здесь разыскал Ваню Горюнова. Вон стрельчатые окна той комнаты на

втором этаже левого крыла…

Как и тогда, тесная площадь перед вокзалом была забита людом. Путко закрыл глаза, представил: в кромешной темени кружит ослепляющий луч, вырывая из мрака пятна лиц, плоскости бронеавтомобилей, вспыхивая на знаменах. А над толпой, на башне бронеавтомобиля — Владимир Ильич… Ему было легко нарисовать в воображении эту картину: привык за месяцы слепоты живописать воображением, да и на фронте сколько раз рассекали ночную темень прожектора.

Но теперь глазам предстала совсем иная картина. Небритые, угрюмые лица, пропотевшие гимнастерки. Куда ни глянь — нашитые на рукава белые черепа со скрещенными костями на черном фоне: эмблемы «ударных батальонов смерти». Нововведение Керенского и Корнилова, еще не дошедшее до их Двенадцатой армии.

И еще чего-то ощутимо не хватало по сравнению с мартовским днем его отъезда на фронт. Да, красного цвета! Где флаги, банты, ленты? Он огляделся. Нет их. Хотя вон, по стенам домов, ставшие неприметными, поблекшие, выцветшие, грязно-бурого цвета тряпицы. Неужели это и все, что осталось от мартовского, наперекор трескучим морозам, цветения, которое так казалось тогда — поторопило к пробуждению саму природу?.. Праздник красного цвета сменился белыми черепами на черных нарукавных нашивках. И вот на тумбе налеплен белый квадрат с оторванным на самокрутку углом приказ Временного правительства об аресте Ленина.

Тогда было третье апреля. Сегодня — четвертое августа. Четыре месяца… Где же они, торжественно встречавшие вождя революционного пролетариата пулеметные роты, дружины рабочей милиции, броневой дивизион?..

Но все равно ему захотелось проделать тот же путь, на Каменноостровский…

Вечерело, а у затворенных дверей продуктовых лавок и булочных пристраивались хвосты: кто со своим раскладным стульчиком, кто с одеялом под мышкой — видать, до утра.

Вот и дворец Кшесинской. Достопримечательность дореволюционного Санкт-Петербурга — щедрый подарок, сделанный скупым Николаем II своей пассии, примадонне Мариинского императорского театра. В первый же день революции Кшесинская, приказав прислуге накрыть к чаю, вышла на обычную, для аппетита и променада, прогулку и не вернулась. Через несколько дней балерина объявилась в Париже. Как потом во всех подробностях расписали газеты, она, покидая свой кров, прихватила лишь баул, набитый бриллиантами, изумрудами и прочими скромными преподношениями его величества и его родичей, их императорских высочеств… Хоть считалась глупенькой, а куда раньше своих поклонников почувствовала, чем грозит ей февральская гроза.

В тот же вечер дворец царской содержанки был занят броневым дивизионом и вооруженным отрядом выборгских рабочих, а через несколько дней передан ими под штаб-квартиру Петроградскому комитету большевиков. До конца июня во дворце Кшесинской находились и секретариат Центрального Комитета партии, и редакция «Солдатской правды», и солдатский клуб «Правда» Военной организации при Петроградском комитете РСДРП.

Сейчас Путко разглядывал дворец во все глаза. Со стороны Кронверкского проспекта он был в два этажа; цоколь из груботесаного красного гранита; над ним — шлифованный серый гранит, наполовину обрамляющий окна первого этажа; выше — белая кафельная плитка и уже по карнизу — синяя, с накладкой из кованых лавровых венков и гирлянд. Саженях в трех от тротуара на уровне второго этажа — балкон. Видна желтая застекленная дверь. Сколько раз выходил из нее на этот балкон Владимир Ильич, чтобы выступить перед рабочими и солдатами…