Зал ожидания
Шрифт:
— Девушка она мятежного характера и с фантазиями. Вспорхнет — только ты ее и видел. А с твоим характером никого тебе больше не найти. А еще хуже, такая к тебе привяжется, что и сам не рад будешь, да и нам-то тошно на тебя глядеть…
О своем одиночестве Анюта никогда не говорила, а если Федор напоминал, то каждый раз она доказывала, что совсем она не одинока: у нее дочка растет — память о муже, у нее работа, которую любит именно за то, что она исключает всякое понятие об одиночестве. И Федор верил всему, что говорила сестра. Он знал ее постоянную готовность кинуться на помощь. К этому он привык с детства. Ко всем особенностям характера близкого
— Ты с ней-то хоть говорил, с Катей?
— А чего говорить? Сама все знает.
— Она-то знает, — усмехнулась сестра. — Она даже то знает, о чем ты сам еще и подумать не догадался. А что у нее на уме — никто не скажет. Даже родная мать.
И в самом деле, когда Анюта заговаривала с Юлией Ивановной о Кате и о Федоре, то Юлия Ивановна только посмеивалась:
— Да ни о чем таком она еще и не думает. А надумает, так скажет. Она знает: притеснять ее не стану. И ничего такого у нее на уме и нет, и ума-то у нее еще немного…
Давно уже Анюта сдружилась с Юлией Ивановной так, что даже и квартиранткой ее не считала, и никакой платы не брала, а все расходы по дому делили пополам. Жили, как сестры, — одна от другой ничего не таили, и Анюта знала, что Юлия Ивановна тоже хочет, чтобы Катя вышла за Федора. Человек он спокойный, хозяйственный. Катю любит, а она по своему ребячеству никого еще полюбить не успела. Одни фантазии.
И Федор тоже считал, что не доросла еще Катя до серьезного разговора. Запомнился ему самый первый день возвращения домой, когда он сказал ей о своей любви. Как из огня да в огонь — признался, словно в бреду. А она в ответ пролепетала что-то совсем уж ребячье, девчоночье и прикорнула под его рукой, как сестренка.
Почти два года прошло с того вечера. Теперь-то она не ребенок. Совсем взрослая девушка, и Федор считает, что говорить ей ничего не надо, зачем повторять то, что уже было сказано? И она, конечно, ничего не забыла и никогда не возражает, если ее называют Федоровой невестой. Чего уж тут еще говорить?
Но Анюта все твердила, что он должен сказать Кате все, что он думает о их совместной жизни, и добиться определенного ответа.
12
Справедливость — вот что считала Анюта главным правилом и своей работы, и, наверное, еще больше, — своей жизни. В угоду справедливости она не давала разыгрываться прочим своим чувствам, в чем иногда приходилось горько раскаиваться: однажды она подумала о правах матери и забыла о правах любви. Справедливость в том и состоит, чтобы учитывать те и другие права и находить верное решение. Если бы тогда она не дала увезти Куликова, права матери нисколько бы не пострадали, а человек, может быть, и остался бы жить.
Значит ли это, что даже самое бурное проявление нормальных человеческих чувств только поможет торжеству справедливости?
В припадке горя и гнева она обвинила брата в предательстве. Обвинение страшное: ведь это она так воспитала его, она, которая была ему сестрой и заменила погибшую мать. Так что всегда в его ошибках будет доля и ее вины. Кроме того — а это, может быть, теперь ее главная обязанность, — у нее растет дочь, за которую она тоже в ответе. А еще есть Катя Каруселева… Ее Анюта уже тоже включила в этот список, как единственную желанную кандидатку Федору в жены. Как все получится, сказать невозможно: девушка она добрая, слегка заносчива —
И Анюта решила, что самое верное, что должен сделать Федор, — это поговорить с Катей, и поговорить решительно.
Но для такого серьезного разговора никак не находилось подходящего времени, так дело и протянулось до самой весны. У Кати пошла бессонная, полная тревог и волнений пора экзаменов. Федор готовился к навигации, которая продлится до самых заморозков. Но он твердо решил окончательно и обо всем договориться, а уж если он что решил, то должен выполнить обязательно.
Настроившись на решительный разговор, Федор пришел в общежитие института, но так ему сказали, что Кати нет, а куда ушла, никто не знал.
Это был его последний день перед рейсом. Он отправился домой, чтобы взять все необходимое и попрощаться со всеми. И сразу увидел Катю. Она только что постирала белье и развешивала его во дворе. На ней были сверкающие резиновые сапожки и поверх пестрого платья старая вязаная безрукавка. В этом домашнем обиходном одеянии она показалась Федору особенно желанной и близкой. Вот такая она, когда они поженятся, будет встречать его, не отрываясь от домашнего дела, и он станет ей помогать.
Он не удивился, как это она в самый разгар экзаменов оказалась дома, и уже, видать, давно: вон сколько настирала! Катя хоть кого отучит удивляться своим поступкам и решениям. Он сразу стал ей помогать.
— Совсем одурела от этих экзаменов, — заявила она. — С ума сойду, если не сделаю для разрядки что-нибудь полезное.
— А как же экзамен?
— Схвачу пару. А может, повезет, так и отмигаюсь на троечку. Не хватай из таза, у тебя руки вон какие!
Федор посмотрел на свои руки — моешь их, моешь, а они все машинным маслом отдают, — потом посмотрел на то, что он уже взял из таза, чтобы подать Кате, и устыдился. Покраснел до горячих слез. Вот еще! Сколько раз сам он надевал это самое, помогая Кате поскорее собраться в детский садик. А она, не заметив его замешательства, взяла из его рук эту вещь, розовенькую, трикотажную, и, встряхивая ее, проговорила:
— Это ведь на голое тело надевается, а ты хватаешь своими машинными лапами.
— Я не знал…
— А тебе и не надо этого знать. — Она рассмеялась. — Придет время — узнаешь.
И словами этими и смехом она как бы оттолкнула его, отодвинула на такое расстояние, откуда он увидел ее совсем не такой, какой видел прежде. Что-то в ней открылось новое, чего он раньше не замечал. И ему очень захотелось поскорее избавиться от этого беспокойного состояния, и чтобы все стало, как было всегда, — простым и привычным.
Разноцветное белье трепетало и щелкало, как флаги расцвечивания на пароходе, открывающем навигацию. Это будет завтра. А что сегодня? Что он должен сделать для того, чтобы избавиться от всего такого беспокойного, а значит, совсем лишнего?
— Подумаешь, тайны у тебя какие… — в полном смятении невнятно проговорил Федор. Но Катя услыхала.
— Подумаешь, да ничего не скажешь. — Подхватив пустой таз, она засверкала сапожками и скрылась в доме.
13