Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
— Всем привет! Это чего тут происходит, Тём? А если жёны узнают?! — начал я с самого верха, едва только увидел босые ноги Головина, что шли от Бормана к столу.
— Сам у них и спроси, — пожал плечами тот, усаживаясь и подтягивая к себе здоровенную плошку с гренками, аромат которых тревожил меня не меньше женских голосов ещё на втором этаже.
Оказывается, технически подкованный Тёма как-то вывел на экран большого телевизора изображение с телефона, и теперь наслаждался благами цивилизации в виде конференц-связи. Из квадратиков на меня смотрели Надя с Анютой, от которой, правда, видна была только макушка, Бадма и Мила с Серёгой. Если примерно представлять пейзаж — они сидели возле бассейна на базе Умки, с одной и той же стороны от него. И хохотали над бдительным нечаянным мной, что так вероломно заподозрил друга в возможных
— А ты кого тут планировал встретить поутру, родной? — весело прищурилась на меня жена.
— Доброе утро, солнышки мои! Как же я рад вас видеть! А после вчерашних путешествий — даже не знаю, что и ответить. Пожалуй, даже дедушке Морозу не удивился бы, — честно признался я.
— Да Тёма рассказал уже про ваши приключения! На минуту одних оставить нельзя! — погрозила пальцем Надя, а Бадма кивнула, соглашаясь, в соседнем окошке большого экрана.
С их слов выходило, что матёрый диверсант поутру позвонил своей жене, чтобы та узнала у моей жены, где в этом доме сахарный песок. Ну да, лёгких путей Головин не искал, а трудностей, тягот и лишений не страшился. В результате простой вопрос вылился во внеочередной бенефис и историю «а мы вчера с Волковым…», которые собрали у бассейна всю ахавшую группу наших близких. Красок Тёма снова не жалел, поэтому вчерашние раскопки обросли деталями вроде кровожадных привидений, злокозненных древних католиков и вселенских заговоров. Лес и берег реки наполнились смертоносными ловушками, которые заставили бы заикаться Джона Рембо и даже Кирилла Мазура. В монастырских кельях засели масоны и вурдалаки. В общем, спустился я почти к самому финалу, по которому выходило, что «твой, Надька, бессеребренник-муж, святая простота и валенок, нашёл золото партии, Колчака и Монтесумы, личную переписку папы римского с Керенским, оборотно-сальдовые ведомости Ивана Калиты и любимую коллекцию марок и значков хана Батыя. А потом всё это богачество широким жестом взял и поменял на один-единственный крест, который какой-то еврей давным-давно подарил его дальней родственнице. И за ним теперь надо будет ехать на польско-эстонскую границу, чтобы там, в ночи, среди медленных, но опасных контрабандистов, обнаружить тайные хранилища янтаря!».
— Ага, и шпрот! — не выдержал я. Серёга хохотал уже давно, а вот девчата многое из сказанного, кажется, приняли на веру. — Не слушайте вы его, а то он сейчас расскажет, что я камни оживляю!
— А он уже рассказал, про лося! — воскликнула дочь, аж подпрыгивая, чтобы попасть в объектив всей головой целиком. Надя смилостивилась и чуть наклонила смартфон. Они лежали на шезлонге, загорелые, красивые и любимые настолько, что если лететь куда-то и хотелось — то только к ним.
— Папа, а где находится польско-эстонская граница? — озадачилась дочь. Вот оно, потомственное критическое мышление, слава Богам!
— Вот тут, — ответил любознательной дочурке я, прижав палец ко лбу довольного, как слон, Головина. — Говорю же, шутит дядя Тёма! Нету у Эстонии и Польши общей границы.
Аня взглянула на дядю Тёму с таким видом, что было сразу понятно: тот, кто обманывает детей, больше не лучший друг индейца.
— Тогда сам и рассказывай, правдивый ты наш! — обиженно скрестил он руки на груди, отмахнувшись от моего указующе-обличавшего перста у лба.
— Да нечего особо рассказывать, после тебя уже не интересно, — отмахнулся я. — Сейчас вот позавтракаем, оденемся потеплее — и поедем участок смотреть. Погуляем, костерок запалим, может и заночуем там, как пойдёт.
— Ты издеваешься, что ли? — отшатнулся, едва не съехав со стула, он. — Там участок с Мальту размером! Но где он — и где Мальта?! Лес, зима! Дима, может, дождёмся лета?!
— Оставь патетику, друг мой, — я поднял руку жестом цезаря, снова заставляя телевизор смеяться пятью голосами. — Землица полдня стоит одна, без хозяина! Это неправильно в корне!
— Это ты сам неправильный, и в корне, и в сучьях! — Тёма тоже надел маску древнегреческого трагика и лишь усугублял пафос. — Говорю тебе, латифундист проклятый: дождись, когда Ярило лучи свои на землю наспошлёт с теплом!
— Ого, удивил, — поднял брови я. Уж от кого можно было ждать театрального этюда с языческими мотивами, но точно не от Головина. Кажется. — Нет уж, поедем сегодня же. А то весной тебе слякоть помешает, а летом жара и комары. Нет уж, дудки! Карету мне, карету!
На последней
— Дим, я справочку тебе скину сейчас, — утерев глаза и успокоившись, вернулся к делам Лорд. — Там по округе мало чего особенно интересного по моей части, но с главой поселения, начальником лесхоза и старшим от РЖД в тех краях я бы рекомендовал познакомиться.
— Лады, присылай. Познакомимся точно, но вот насчёт сегодня — не факт. Суббота, утро, живы ли? Посмотрим, в общем. Ладно, девочки и мальчик, очень рады вас видеть были здоровыми, радостными и загорелыми! Поедем с дядей Тёмой сопли морозить!
Экраны гасли один за другим, посылая воздушные поцелуи, улыбки и говоря тёплые слова. Это было даже приятнее, чем в трубке телефонной их слышать. Только вот обнять никого не вышло, к сожалению. Личного общения, как я был уверен полностью, никакая техника не заменит никогда, конечно.
А потом мы почти час сидели с Тёмой, тыча пальцами в планшеты и глядя на большую карту, которую он тоже вывел на плазму, решая, с какой бы стороны лучше начать знакомство с нашей новообретённой Мальтой. Логика подсказывала, что следовало приехать, как полагается, на шестёрке вороных, согнать народ в клуб или дом культуры и разом всех осчастливить-обрадовать нашим нечаянным соседством. Но где я — и где логика? Поэтому, поругавшись ещё для порядку, Головин согласился с предложенным вариантом: доехать до северо-западной границы наших земель, где карта обещала село Воскресенское, и от него пройтись пару десятков километров лесами-болотами пешком до сельсовета. Ну, то есть, по-новому, до административного центра сельского поселения. Туда Раджу нам должны были подогнать Слава с Лёхой. Они подтянулись по звонку к концу нашего совещания и очень помогли с гренками, которых Тёма нажарил с размахом, от всей широкой военной души, дорвавшейся до чужих запасов продовольствия. Меня же в том углу больше насторожили и почему-то заинтересовали ручьи и устья рек. Там брали начало Локня, Липица и речка с нежным названием «Трупянка». А ещё несколько ручьёв, впадавших в реку Держу, про которую что-то пыталась, но пока не могла сообщить память внутреннего реалиста. Как и про оригинальное название «Сукромля», в котором даже начинающий лингвист заподозрил бы какую-то тайну.
* Юрий Визбор — «Волейбол на Сретенке».
* Юрий Визбор — «Вставайте, граф!».
Глава 19
Лесные знакомства
Лес я любил с самого раннего детства, наверное. Там тогда не паслись маньяки, не бродили чёрные копатели, не смотрели пристально с каждой ветки жуткие энцефалитные клещи. Время было другое, попроще гораздо. Под ноги смотри да головой думай — вот и вся техника безопасности. Провалился в яму или наступил на змею? Сам виноват. Клещей же, не спрашивая фамилии и уж тем более не отправляя в комфортабельных баночках и коробочках в лабораторию на анализы за большие деньги, мы вынимали петлёй из нитки, расщеплённой веточкой или просто пальцами. А маньякам, напоровшимся в лесу на советских детей, по моему глубокому убеждению, можно было лишь посочувствовать. Тот, кто ел гудрон, муравьёв, смолу, мог добыть огонь трением, мытьём и катаньем, умел находить дорогу домой, даже не зная сторон света, из черепа маньяка легко сделал бы скворечник или иную поделку для уроков труда.
Зимний лес — дело особенное. Медитативное сосредоточение светлого и тёмного, добра и зла. Чёрные деревья склоняли отяжелевшие лапы под белоснежными шапками к сугробам, в которых стояли по колено. Такой сугроб, упав рядом, легко мог сделать заикой кого послабже. Следы лесной живности читались, как раскрытая книга, благодаря простой школьной программе. Те же, кто дополнительно читал про геологов, путешественников и охотников-промысловиков, чувствовали себя в этой книге полноправными героями. А возможность найти в стылом зимнем лесу сторожку или заимку, затопить внутри буржуйку, где предыдущим посетителем заботливо сложена растопка, только спичку поднеси — это гимн вере в добро и чудеса. Я, по крайней мере, считал именно так.