Заповедник Сказок 2015(Том 5)
Шрифт:
— А летать верхом на нём можно? — Мишка деловито так поинтересовался.
Мы с Лариской плечами пожали. Нам как-то в голову не приходило на Солонке летать. Глупости какие! Вот в «принцесс» играть здорово. У Лариски настоящая корона была, ей папа смастерил, а у меня — фата из бабушкиного платка в ромашку. Поэтому мы с Лариской по очереди: сначала она принцесса, а я служанка, а потом — наоборот. А Солонка всегда играл за дракона, который нас выкрадывал из дворца.
— Нельзя на животном летать. Оно для этих целей не предназначено. — Это Лариска от папы своего
— Надо седло найти. И уздечку. — Мишка нас не слушал. Шарил по полкам и нашарил драный ремень. И Солонке его на шею нацепил. Дурак. Хорошо Солонка всё-таки добрый, не стал на Мишку огнём дышать, а только осторожно скинул на землю.
— Ну вас с вашей чепухой, у меня велик есть. — Мишка обиделся. — А я возьму и расскажу всем про дракона, его в зоопарк отдадут.
— Не смей! — зашипели мы с Лариской хором, а я добавила. — Вот только попробуй. Я тогда тёте Вале (это Мишкина мама) пожалуюсь, что ты зимой у неё из шубы пять рублей вытащил и масла шоколадного купил целых два кило.
— Сами же и слопали это масло, — буркнул Мишка, но, по-моему, передумал Солонку в зоопарк сдавать. — Ладно. Не скажу. Только давайте его выгуляем, а то темно тут в сарае, и грустно.
— А убежит? — Испугалась Лариска. А я не испугалась, потому что мне Солонку жалко было и хотелось, чтоб у него тоже были разные друзья, и небо, и деревья, и даже наша Пролетарская с самого забора Капитоновых до трамвайной остановки, а не только мы с Лариской. Ну, и Мишка. Хотя, какой из мальчишки друг?
Мы Солонку на лужайку за дворы вывели. Тихонечко. И он там с нами в салки играл. И даже один раз взлетел, и мы все смотрели и переживали, что он заденет каким-нибудь местом за провода. А он криво как-то затрепыхал крыльями и шлёпнулся на пузо.
— Вот! Я так и думал: дракон этот — раненный. — Мишка поковырял пальцем в ухе. Он всегда ковырялся в ухе, если думал. — Его в зоопарк надо. Там вылечат. А может быть даже в милицию… И вообще, откуда он к нам на Пролетарскую прибыл, а? А вдруг это немецкий шпион? Вдруг он фотографирует местность, чтобы…
Пришлось Мишку несильно ударить, чтобы он ерунду не нес. Пришлось признаться, что мы к Бабсане за грушей лазили, а потом услыхали, как что-то в сарае шипит. И что потом ещё долго просили засов отодвинуть, потому что внутри очень странно шипело и громыхало.
— По-твоему, будет Бабсаня шпиона в сарае держать, а? Она же ветеран войны и труда. И сама учительница.
— Нее… Тогда не шпион. Я думал, Бабсаня не знает про Солонку… Выходит, что мы Солонку у Бабсани украли… Тогда не его, а нас в милицию надо…
Иногда мальчишкам в голову лезут совершенно ужасные мысли. Мы с Лариской совсем не задумывались про «украли», а считали, что просто так… И мы заревели, а Солонка топтался рядом горячий, как печка, и смотрел на нас сиренево и очень добро. И крылья у него были такие тёплые,
Мы ревели, Мишка нас успокаивал, Солонка вздыхал цветными искорками, и вдруг наступил поздний вечер.
— Это чей велосипед, а? — Бабсаня шла очень прямая и сердитая и вела за рога Мишкин велик. Мишка, бестолочь, его в сарае позабыл.
— М-мой… — Мишка заикаться начал, а мы ещё громче реветь, потому что сообразили, что сейчас нам всем влетит, а потом влетит ещё дома.
— Забери.
Бабсаня приставила велик к дубу и больше нам ни слова не сказала. Только вытащила откуда-то поводок, нацепила на сникшего Солонку и повела его прочь. Солонка не упирался. Только пару раз оглянулся и подмигнул нам лохматым ресничным ласковым взглядом.
— Не наябедничает, — уверенно отчеканил Мишка. — Хорошая она. Ветеран войны и труда. Айда по домам.
Мы терпели неделю, а потом в булочную завезли рогаликов. Оказалось, что мы с Лариской накопили на целых пять штук, а Мишка на три. И хоть Бабсаня попросила комсомольца Витьку Капитонова заделать дырку в заборе, всё равно пролезть было — раз плюнуть. Солонка нас ждал. Мы допоздна играли в принцесс и дракона, а Мишка был за принца, хотя называл себя железным рыцарем, и было здорово. Так здорово, что мы даже не заметили Бабсаню, которая чернела сухой палкой в проёме и улыбалась.
— Приходите. Ладно уж, — разрешила Бабсаня, закрывая за нами калитку. — Только на улицу ни-ни. Не уследите, и убежит непоседа… В саду балуйтесь.
Прошёл июль, август, начался сентябрь. Каждое утро мы с Лариской свистели Мишке Завадскому и спешили к Солонке. Он нас обнюхивал, шарил носом по карманам, зацеплял губами булку, жевал задумчиво. Солонка нас любил, а мы любили Солонку. Думаю, я любила его сильнее всех, хотя бы потому, что у Мишки кроме Солонки имелся чёрный одноглазый кот, а у Лариски — старшая сестра. У меня же был только Солонка. Очень редко нам с Солонкой удавалось побыть наедине, если и Мишка, и Лариска вдруг не могли прийти или опаздывали. Тогда я долго гладила Солонкин морщинистый лоб, прикладывалась щекой к обжигающему, пахнущему ржавчиной драконьему плечу, трогала кожистые крылья. Я даже целовала Солонку в сухой нос, и он не возражал, а тянулся ко мне чёрными ноздрями и урчал.
Сентябрь засыпал помойную канаву листвой до самого верха. В октябре довольный папа сказал за ужином: «Перебираемся в столицу», и мама захлопала в ладоши, а бабушка надулась. Потом они сидели на кухне, а я лежала на животе, подсунув ладони под подбородок, и заранее скучала по Лариске и Мишке Завадскому, по писклявым двойняшкам Евдокимовым и по Солонке.
— Лариска. Я тут, знаешь…
Она крутилась, растопырив руки, прикрыв глаза. Фата из бабушкиного платка, подаренная Лариске «навсегда-навсегда», развевалась праздничным флагом. Новое Ларискино пальто походило на золушкин бальный наряд.