Здесь, сейчас и тогда
Шрифт:
– Я не сержусь, – сказал он, положив на тарелку палочки для еды. – Напротив, рад, что ты честна со мной.
Миранда кивнула, но отвела взгляд.
– Мама не знает, что я нашла записную книжку. Ту, что у тебя под верстаком. На днях, когда искала отвертку. Ты же просто помешан на своих инструментах.
В нынешнем контексте «помешан», должно быть, означало «педантичен». Инструменты Кина были рассортированы по назначению, размеру и частоте использования. Так же обстояли дела с кухонной утварью, рабочим столом, запасом носков. Инстинктивно, всем
– Заметила, что в ящике бардак, какие-то хаотично набросанные вещи. Заглянула просто так, а потом вижу – записная книжка.
Чтобы понять, – вернее, вспомнить, – о чем речь, у Кина ушло несколько секунд.
Записная книжка. Его дневник.
Прозрение сопровождалось пронзительной болью в висках, настолько острой, что Кин едва не упал со стула.
Он совершенно забыл о дневнике. Забыл, как достал его полгода назад и начал, прогоняя головную боль, отчаянно листать страницы в поисках утраченных подробностей несуществующего прошлого.
Ничего не вышло, как будто организм противился воспоминаниям. А через несколько недель этот эпизод испарился из памяти. До сегодняшнего дня.
К щекам прилила кровь. По иронии судьбы сознание Кина переключилось в оперативный режим. Целиком и полностью, с визуализацией вариантов ответа.
Включая новый. Тот, о котором Кин не задумывался целых восемнадцать лет. Просто сказать правду.
Прежде чем он успел что-то произнести, заговорила Миранда:
– Чтоб ты знал, мне понравилось.
Она побледнела, и ее лицо, обычно светло-коричневое, стало серовато-смуглым.
– В смысле, я не знала, что ты пишешь фантастику, ведь ты отказываешься смотреть наши сериалы.
Фантастика. Миранда решила, что дневник – просто сборник рассказов вроде этого ее «Доктора Кто» или «Звездного пути», любимого Хезер. Но это не рассказы, а подробное описание самого что ни на есть реального будущего. Отчеты по заданиям, инструкции к оборудованию, своды правил. Факты, которые Кин сумел вспомнить и задокументировать в безумной спешке, пока они не стерлись из памяти. Чернила высохли лет шестнадцать назад, еще до того, как он познакомился с Хезер.
А после знакомства с ней поиск утраченных воспоминаний стал не важнее старых инструментов в ящике для всякого хлама.
По телу сверху вниз, от плеч к ногам, прокатилась волна облегчения.
– Ах вот ты о чем.
Всплыли новые варианты ответа, способы развить легенду, не углубляясь в подробности.
– Незадолго до встречи с мамой я брал уроки писательского мастерства. Даже не знаю, можно ли назвать эти обрывки прозой. У меня не особо получалось. Я даже маме об этом не рассказывал.
– Но подробности… Они такие красочные! Как будто ты был там и видел все собственными глазами.
На растерянной мордашке Миранды вдруг появилась широкая ухмылка.
– Обалдеть просто! Бюро темпоральной деформации. Ботинки с раздвижными подошвами, чтобы взбираться на высокие здания. Плазменные разрядники. Развитая сеть по всему миру. Невероятные
Миранда прищурилась и, глянув в окно, заключила:
– Эх, пап, зря ты бросил это дело!
Тренированное сознание Кина свело варианты ответа к единственно верному: смени тему, и как можно быстрее.
– Не знаю. Давно это было. Почти ничего не помню. Сказал же, у меня не особо получалось. Как говорится, дело не заладилось, поэтому я увлекся кулинарией.
– Нет, я в том смысле, что тебе надо вернуться к писательству.
Она бросила на него взгляд не четырнадцатилетней девочки, но взрослой женщины, умудренной годами и даже десятилетиями.
– Я так обрадовалась, когда нашла твои рассказы. Подумала, ты можешь подойти к ним с другой стороны. Как к средству самовыражения. Я и правда считаю, что тебе надо снова заняться научной фантастикой.
– Кулинария гораздо лучше…
– Помогает справиться с ПТСР?
Свой вопрос Миранда подкрепила долгим твердым взглядом, после чего потупилась снова и сказала:
– Говорят, творчество способствует исцелению душевных травм.
Кин похолодел. Речь шла вовсе не о дивном вымышленном мире, где умеют путешествовать во времени. Прежние страхи, волнения насчет обмороков и головной боли… Такой способ Миранда выбрала, чтобы тревога превратилась в надежду. Кину стало жаль, что он не может обнять дочь так, как обнимал во младенчестве, когда для утешения ей хватало чистой пеленки и отцовских рук.
– А это кто сказал?
– «Гугл», – ответила Миранда, не сводя глаз с тарелки. – Я поискала.
– Вернее, поискали вы с мамой?
Кин пожал дочери плечо и добавил, понизив голос:
– Не забивай голову подобными вещами.
– Мне четырнадцать. Я знаю, как устроен мир, и вижу, что тебе становится хуже.
– Все будет хорошо.
– Переживаю за тебя, – сказала Миранда, положив ладонь ему на руку. – Эти отключки, фокусы с памятью… Такое чувство, что за последние месяцы все усилилось. Если не лечить ПТСР, возможны скверные последствия. И как нам быть, если с тобой что-то случится? Ты что, не пробовал мамину стряпню?
– Насчет нее мама тоже волнуется.
Оба рассмеялись, хотя Кин украдкой сморгнул набежавшую слезу. Он не сомневался, что Миранда сделала то же самое.
– Что такого страшного с тобой произошло? Откуда эти симптомы?
– Знаю, я редко говорю о прошлом, – признал Кин и тяжело вздохнул.
– Ты никогда о нем не говоришь. Мне всегда казалось, это из разряда «если расскажу, придется тебя убить». Но поверь, давно пора вывести из себя эту дрянь. В реальной жизни или продолжая сочинять. Или поделись с кем-то. С каким-нибудь врачом.