Здравствуйте, я – быдло, обретшее силу Князя тьмы!
Шрифт:
— Доброе, во мне? Ха-ха, Катрин, уж извините, но в этот раз вы ошиблись. Я грубое, неотёсанное быдло, бойцовый пёс на цепи у вашей дочери. Прошу, пусть моё обличье не вводит вас в заблуждение.
— Правда? — хихикнув, спрашивает Катрин, а после, не дожидаясь ответа, добавляет. — Как же бойцовый пёс смог устроить званный ужин с принцессой, как он, будучи псом, умудрился вкусно накормить мою дочь, добыть для неё первоклассную, высококачественную бумагу. Более того, никогда не слышала, чтобы бойцовые псы читали, переводили и переписывали гримуары с мертвых
Слишком много хорошего в мою сторону, даже поспорить не могу.
— Я особой породы.
— Ха-ха-ха, пожалуй, так оно и есть. Ты и вправду особенный пёс, Люциус, но псом ты являешься только для чужаков и тех, кто пытается навредить нам. Для меня лично ты не пёс, ты… — женщина задумалась, в ауре её появился оттенок каверзны и хитроты, за которым стояла пелена любви и заботы. — О, точно, для меня ты удачно подвернувшийся, необычно приятный и полезный любовник!
Катрин не лгала.
— Пусть будет так. — Встав с места, как принято делать в этих местах, склоняю пред её красотой и добротой свою голову.
Двумя часами позже.
Этим утром, получив от меня ровно половину трофейных денег, Катрин решила расщедриться. Для меня и дочери достала малиновое варенье, успела сбегать к пекарю за первым свежим хлебом и даже собрать для Арии ссобойку, отварив рисовой каши с жаренной курицей, обильно приправленной специями и солью.
Уплетая хлеб с вареньем и запивая его теплым, только-только купленным прямо из рук развозчика молоком, Ария, чувствуя изменения, косилась в нашу с Катрин сторону.
— Мама, что-то случилось?
— А? — На прекрасном, сияющим лице Катрин не дрогнуло и мускула. — С чего ты взяла?
— Ну, ты сегодня прям светишься. Вся такая бодрая и весёлая с утра, варенье достала, завтрак… Вот я и подумала… — Взгляд Арии уткнулся в меня. В отличии от женщины- мечты я столь невозмутимо вести себя не мог.
— Люциус… — Отложив в сторону надкусанный бутер, злобно протянула Ария, — признавайся, что ты опять натворил?! Приставал к маме, мешал спать своей лживой трепней, да?
— Ария, замолчи. — Повысила голос и тут же успокоила малую Катрин. Всё же, у своего ребёнка она пользовалась высшей степенью авторитета, девочка и слова против неё пискнуть не могла.
— Немедленно извинись перед Люциусом.
— Но мама… Он ко все девочкам в академии клеился, и тебя…
— Ария, мне нужно повторить?
— Катрин, не стоит, я…
— С вами, Люциус, я потом поговорю… — тем же холодным взглядом окатила меня Катрин. — Ладно, хочешь правды, хорошо, всё дело в том… — Боясь не выдержать позора, я встаю из-за стола, не нужно об этом говорить! — Что Люциус спас нас с тобой этой ночью.
Немая пауза, подливая себе и дочери молока, Катрин косится в мою сторону, с хитрецом и прищуренным взглядом спрашивает:
— Чего вы подорвались с места? Уважаемый фамильяр, вашим поступком нужно гордиться, а не скрывать.
— А… я… но… — Взгляд Катрин резко изменился с грозного на снисходительно довольный. Да
— Спас? — Злобное личико Арии сменилось непонимающей гримасой.
— Именно, — рукой указала в угол, на ящик Катрин. — Знаешь, что это такое?
— Масло в бутылках? Ой, горючие смеси, но откуда… Как… Неужели…
— Именно, этой ночью нас пытались сжечь. Надеюсь, ты не забыла, как бедный Люциус буквально умолял дать разрешение, чтобы он мог нас защитить? — Сверху вниз глядит на дочку Катрин.
— Нет, мама, я… Я просто переживала за тебя, я… — Понимая, что могло случиться, если бы я не бодрствовал, испуганная Ария встаёт из-за стола, кланяется мне под углом девяносто градусов. — Люциус, спасибо! Я была не права и очень сожалею. Пожалуйста, впредь защищай меня и маму, делай для этого всё, что только потребуется, пожалуйста!
Девочка прям расплакалась, мне стало её жалко, и я взглянул на Катрин. Подмигнув мне, женщина опять расплывается в снисходительной, добродушной улыбке, подходит к дочурке и прижимает к себе.
— Ария, у тебя молодой и хороший фамильяр, позволь ему быть собой и делать свою работу.
— Какую работу? — Обняв маму, шмыгунв носом спрашивает Ария.
— Работу цепного пса. Только прикажи ему, ради тебя Люциус порвёт любого негодяя.
— Правда? Ты правда порвёшь… Ради меня? — Глядит на меня покрасневшими глазами малая.
— Даже убью, но только если в убийстве будет необходимость. — Отвечаю я.
Ария спокойно заканчивает с завтраком, заворачивает в узелок ссобойку, проверяет все записи, а также, чтобы не вынуждать меня вновь попрошайничать, прихватывает из дома несколько листов второсортной коричневой бумаги и магическое перо.
— Я пошла, Люциус, не отставай! — Весело и беззаботно, словно и не было никакого разговора о ночном нападении, застучала башмачками по мощеной камнем дороге Ария.
— Катрин, это было очень грубо, заставлять её извиняться. — Когда мы остались наедине, обращаюсь к женщине я.
— У Арии почти нет друзей, из-за проклятия её, что в детстве сгубило Шалли, её остерегаются даже местные дети. — С печалью говорит Катрин.
— Шалли? Хотите сказать, что проклятие настолько мощное, что способно убить? Как же вы тогда…
— Шалли мы звали попугая, её единственного друга. Он умер от старости, но я так и не смогла доказать этого Арии. Глупышка во всём, как и другие, окружающие её дети винила только себя. Ей нужно научиться доверять тебе, Люциус. Ты — фамильяр, больше, чем друг или брат, ты будешь с ней даже тогда, когда меня не станет. — С нежностью и теплотой в голосе говорит женщина, а после, подталкивая меня локотком в рёбра, добавляет. — Ступай, герой любовник. В академии можешь делать что хочешь. Но помни, грядущей ночью я очень надеюсь увидеть тебя полным сил и во всём своём великолепии.