Жена изменника
Шрифт:
Пройдет год, думала Марта, вновь подавшись вперед, к окну, у Пейшенс родится еще один ребенок, у нее есть муж и свой дом. Даже у Томаса и Джона Левистоуна следующей весной будет земля, на которой они начнут строиться. Этим вечером Пейшенс сообщила Марте, что оба работника не наняты по контракту, как та ошибочно полагала. Томас и Джон по договоренности с Даниэлем должны работать на него три года, чтобы получить хороший участок земли на реке Конкорд, находящийся в собственности у Тейлоров. Им осталось всего лишь год батрачить на хозяина, а там и у них будет своя земля. А что получит она за свои труды? Даже комната, в которой она спит, будет разделена между ею и Джоанной с Уиллом, когда родится малыш. Когда же Пейшенс окрепнет и вернется Даниэль, Марту, скорее всего, вообще отправят домой. Незамужняя женщина, слишком долго пребывающая в чужом доме,
Тогда и решится ее судьба, ибо, Господь свидетель, человек, который задумает жениться на ней, не станет рассиживаться и петь соловьем. Он будет знать, что в ее летах, если бы у нее была возможность найти себе мужа, она бы уже давно разделила с ним супружеское ложе. Никто не усомнится, что ее несгибаемая спина и нахмуренный лоб свидетельствуют о работе, проделанной Временем. И само собой разумеется, всякий решит, что ей уже нечего желать для себя, кроме как носить семя мужчины в своей утробе.
«А если я сама едва осмеливаюсь признаться себе в других мечтах, — прошептала она, — то как я могу поведать их кому-то другому?»
Еще минуту Марта смотрела, как угасает играющий на стенах свет, и, когда наконец свеча потухла, она на ощупь добралась до постели.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В приемной перед королевскими покоями было холодно. От жаровен, зажженных, чтобы прогреть помещение, толку было немного. Они лишь чадили, испуская какой-то запах, похожий на мускусный и предназначенный для того, чтобы перебить зловоние, таящееся в темных углах. Генри Беннет, граф Арлингтон, потер наклеенный на переносицу черный пластырь и постарался дышать спокойнее, чтобы не выдать своего раздражения. Он точно знал, что несколько дней назад герцог Бекингем в пьяном отупении справил малую нужду прямо в углу приемной. Беннет лицезрел это собственными глазами. Пятно, напоминающее след от небольшого водопада, до сих пор красовалось на стене.
Уже битый час Беннет дожидался короля после того, как его срочно вызвали к его величеству, и с трудом удерживался от искушения сесть в одиноко стоящее кресло, некогда предназначенное для Кларендона. Впрочем, после постигшей старика опалы никто не осмеливался садиться в него, опасаясь, как бы обрушившееся на бывшего канцлера несчастье не перешло в зад сидящего и не застряло там, словно чирей.
Беннет наблюдал за Уильямом Чиффинчем, терпеливо, как верный пес, стоявшим у двери, и, когда Чиффинн посмотрел в его сторону, Беннет сделал вежливый жест рукой и любезно улыбнулся. «Да, я все еще здесь, старый сатир», — мысленно сказал ему Беннет, придав лицу учтивое выражение. Беннету было разрешено заходить в королевские покои с тайного хода, но английский монарх пребывал в состоянии редкостной ярости и дал понять, что единственным человеком, с которым он проведет сегодня время наедине, будет его двадцатичетырехлетняя французская любовница Луиза де Керуаль. Именно таким способом Карл Второй обычно избавлялся от лишнего напряжения, и по длительности свидания можно было судить о степени гнева, охватившего короля после утреннего посещения парламента.
Беннет вынул из кармана небольшую, украшенную драгоценными камнями табакерку и позволил себе насладиться маленькой понюшкой. Поднес к носу кружевной платок, подаренный его собственной любовницей, испанской сеньорой, уже немолодой, но очень покладистой и очень благодарной ему за эту связь. В свои
Отрывистый смех женщины и мужчины, донесшийся из королевской спальни, заставил Беннета вздохнуть с облегчением. Теперь уж недолго. Он знал, что король любит посмеяться со своими дамами, но лишь после того, как более серьезное дело, творимое в монаршей постели, себя исчерпало.
Чиффинч, должно быть, понял по приглушенному хихиканью, что ему скоро предстоит провожать герцогиню Портсмутскую в ее апартаменты. Он выпрямился и протер рукавом сонные глаза. Старику было уже за семьдесят, и он, королевский кастелян, числился среди тех немногих, кто, как и Беннет, лично ходил с докладом к королю. Беннету всегда казалась подозрительной ситуация, когда он не мог силой, уговорами или звонкой монетой заставить того или иного придворного выдать дворцовые тайны. К несчастью для Беннета, благодаря неуемному распутству короля Уильям Чиффинч уже сколотил немалое состояние, беря взятки от каждой герцогини, актрисы или уличной девки, которая поднималась по тайной лестнице в монаршую спальню.
Легкое покашливание предупредило Чиффинча о появлении молодой дамы, и он быстро распахнул двери перед выходящей из спальни Луизой де Керуаль. Она выплыла в облаке из бледно-голубого шелка, в искусном беспорядке спадавшего с ее плеч. Полное детское личико выглядело довольным и самоуверенным. Чиффинч низко поклонился поклоном придворного, спрятав неожиданно появившуюся лукавую улыбку. С Луизой иногда путали Нелл Гвин, другую фаворитку короля. Беннет совсем недавно слышал, как Нелл резко одернула смущенного кавалера, воскликнув: «Будьте же вежливы, мой добрый сэр. Я шлюха протестантская».
Кивнув Чиффинчу, Беннет вошел в спальню и поклонился. Король уже сидел за конторкой у кровати, бумаги и свитки валялись на ней в форме пирамиды, а туфли и парик все еще лежали на стуле напротив.
— Генри, — позвал король и сделал знак, чтобы тот подошел ближе, — надеюсь, я не заставил тебя долго ждать?
Беннет оглядел комнату, останавливаясь взглядом на каждых из множества тикающих вразнобой часов так, что казалось, будто он их видит впервые, и ответил с приятным выражением на лице:
— Вашему величеству известно, что все мое время принадлежит ему.
Король скептически скривил свои полные губы в улыбке и тяжело откинулся на спинку кресла.
— Они обидели нас, Генри.
Услышав словечко «нас», Беннет тут же насторожился.
— Вся наша работа, — продолжал Карл, — пойдет прахом, потому что парламент желает изображать скупого мужа, когда я, точно жена, умоляю его раскошелиться. Говорю тебе, я просто уничтожен.
Беннет подождал, не скажет ли король что-нибудь еще, но улыбка сошла с губ монарха, и стало ясно, что в наступившей паузе от него ожидают совета, плана, который бы помог обойти препятствие под названием «парламент». В начале марта Беннет присутствовал вместе с королем на всех парламентских сессиях и видел, как тот пытается умаслить обе палаты, чтобы получить средства не только для продолжения войны с Голландией, но и на продление актов о веротерпимости, что позволило бы близким ему могущественным министрам-католикам оставаться у власти. Но воспоминания о жутких временах, когда в эпоху Марии Кровавой католики прошлись по правительству мечом и каленым железом, были гораздо живее, чем память о не столь далекой чуме и Великом пожаре, уничтоживших почти весь Лондон.
Все попытки Карла соблазнить парламент посулами, увиливая от прямых обещаний, результатов не дали. Обе палаты настаивали, чтобы он отменил акты о веротерпимости и принял Закон о всеобщей присяге исключительной приверженности Англиканской церкви. Только после получения королевских гарантий парламент готов был раскрыть свой кошелек. В настоящий момент существовала вполне реальная угроза, что парламент попытается принудить монарха подчиниться своей воле — либо посредством принятия необходимых законов, либо посредством грубой силы. Та же тупиковая ситуация в свое время привела отца Карла к гражданской войне и на эшафот.