Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)
Шрифт:
– Вот как?
– смеясь возразил Мовпен.- А если я докажу вам противное, мой седой красавец?
– В таком случае,- невозмутимо ответил Крильон,- я скорее поверю, что сына барона Дюзеса кормилица подменила сыном канатного плясуна или ярмарочного знахаря!
Это была жестокая отповедь, но Мовпена не так-то легкл было выбить из позиции. Он спокойно повернулся спиной к герцогу и, обращаясь к королю, сказал:
– Ах, бедный мой хозяин, вот уж вам-то я не завидую!
– Почему?
– спросил Генрих.
–
– Милый мой,- ответил король,- у всякого свое ремесло. Герцог Крильон не посвящен в тайны риторики, и Феб-Апполон, брат девяти муз, никогда не назначал ему свидания. Но это - мой лучший слуга, и так как ты оскорбил его, то я с удовольствием позволю ему проучить тебя за это, если он обратится ко мне за разрешением!
Однако Крильону незачем было обращаться за правосудием к королю: он всегда сам расправлялся с врагами. Так и тут он ограничился тем, что сказал:
– Видите ли, Мовпен, обыкновенно я не бываю в шутливом настроении, но сегодня хочу сделать исключение...
– Это дастся вам не без труда!
– Может быть!.. Но раз вы превратились в шута, то я хочу сделать вам подарок.
– Да неужели?
– Я хочу подарить вам связку бубенчиков и привязать ее к тому месту вашего тела, которое мне больше всего нравится.
– А именно?
– К одному из ваших многочисленных плеч!
Мовпен закусил губу и сказал:
– Уж не хотите ли вы дать понять, что считаете меня горбатым?
– Ну вот еще,- спокойно ответил Крильон,- горбатые по большей части отличаются умом, а вы... вы - просто глупый уродец!
– Браво, Крильон!
– крикнул король.
Мовпен кинул на герцога злобный взгляд, но не нашелся, что ответить. Считая, что у Крильона ему не повезло, он взялся за замаскированного, который скромно стоял в стороне, ожидая, что король обратится к нему еще с какими-нибудь вопросами.
– Ну-с, господин колдун,- сказал ему Мовпен,- раз уж вы такой мастер, то не погадаете ли и мне?
– С удовольствием,- ответил замаскированный, а затем, взяв руку шута и рассмотрев ее, продолжал: - У вас будет очень беспокойная жизнь!
– Да? Вот как! А в чем будет заключаться беспокойство?
– В том, что вы будете не раз и нещадно биты!
– Кем же это?
– Всеми, кого вы позволите себе оскорбить своими нескромными и неостроумными шутками.
Мовпен невольно схватился за эфес шпаги и крикнул:
– Ну, это мы еще посмотрим!
– А вот увидите, увидите! Это так же видно, как и то, что с вами произойдет двойное превращение: одно - в груди, а другое - в ножнах!
– То есть как же это?
– А вот как: шпага в ваших ножнах точно так же превратится в посох канатного плясуна, как душа дворянина превратилась в вашей груди в душу шута дурного характера.
–
– И заплатите мне как следует за мои предсказанья! насмешливо добавил Мовпен.
– Ошибаетесь,- ледяным тоном возразил замаскированный,- я ровно ничего не беру за предсказание судьбы!
– Даже от короля?
– спросил Генрих III.
– Именно от короля!
– ответил незнакомец и, глубоко поклонившись, исчез в дверях.
Когда он вышел, Генрих III посмотрел на Крильона и сказал:
– Ну, что вы думаете об этом человеке, герцог?
– Ровно ничего, государь. Я не знаю, сказал ли он правду или солгал.
– Конечно, солгал,- вставил свое словцо Мовпен,- и ваше величество отлично поступите, если потребуете экипаж, чтобы отправиться в Шато-Тьерри.
– Но если этот человек сказал правду и брат уже умер?
– Ну, так это лишнее основание съездить в Шато- Тьерри, чтобы доставить оттуда тело почившего со всей помпой.
– Увы,- вздохнул король,- самые пышные похороны не воскрешают!
– Нет, конечно, но смягчают горе. А ведь ваше величество такой мастер в устройстве помпезных процессий! Я уверен, что торжественное перевезение тела герцога Франсуа будет чудом своего рода! Спереди пойдут кающиеся в белом, потом кающиеся в синем, потом серые монахи...
– Ты с ума сошел!
– с негодованием перебил его король.Монахи должны идти впереди кающихся, так и в ритуале указывается!
При этих словах Крильон и Нансери переглянулись почти с испугом - уж слишком проступало в этом диалоге все убожество короля!
А Мовпен продолжал:
– После серых монахов - рота алебардистов...
– Ну уж нет!
– перебил его король.- Я предпочитаю швейцарцев - у них более строгий костюм.
– Ладно, пусть пойдут швейцарцы! А после них мы пустим сотню конной гвардии!
– Вот это так!
– согласился Генрих.
– Государь,- вмешался Крильон, начинавший уже бледнеть от злости,- мне кажется, что, прежде чем устраивать похороны его высочества, следовало бы узнать, действительно ли он умер!
– Вы правы, герцог. Я сейчас отправлюсь. Вы со мною?
– Вашему величеству известно, что я никогда не покидаю вашей августейшей особы!
– сухо ответил Крильон.
В этот момент сквозь открытое окно донесся голос, жалобно возглашавший:
– Подайте, Христа ради! Подайте на монастырь бедных доминиканцев!
Король высунулся из окна и увидел молодого монашка, который, сидя верхом на осле, призывал верующих к молитве. У монашка были бледное лицо, пламенный взгляд, тонкие губы и оскаленные острые зубы, словно у хищного животного.