Жестокеры
Шрифт:
Никто не хочет сталкиваться с чужим несчастьем: оно как зараза. Люди боятся – а вдруг пристанет? Словно чувствуя нашу обездоленность и загубленность, от нас отвернулись. К нам никто не приходил, никто не интересовался нашей судьбой. Про нас забыли.
Очень редко из другого города приезжала мамина троюродная сестра с мужем. Это были наши единственные гости. После традиционных поцелуев и объятий, они с «жалостью» осматривали меня и «сочувственно» говорили матери:
– Какая же она у тебя худая! Одни кости!
Далее следовали сетования на то, как же мне не повезло в жизни уродиться такой убого-худосочной, как же меня, несчастливицу,
В их словах была доля истины. Потеря отца сказалась не только на моем душевном состоянии, но и на физическом: в один момент у меня сломалось все и сразу – все, что только есть в человеческом организме. Я не могла дышать, меня преследовали приступы головокружения, когда темнело в глазах, и я чуть ли не падала от внезапной потери сил. Тогда я услышала и на всю жизнь запомнила это странное сочетание слов: «вегето-сосудистая дистония». Не понимая их значения, я их просто запомнила. Запомнила и то, что с этим ничего нельзя поделать.
Еще у меня болело сердце. Болело и заколачивалось. Оно, казалось, хотело выпрыгнуть из груди, слишком тесной для него. Меня водили к врачу, и рентген показал, что сердце очень большое для ребенка моего возраста. Мое резко повзрослевшее сердце, которое по-прежнему находилось в детском теле, действительно не вмещалось в это маленькое тельце. Добрый врач сказал, что надо поберечься, исключить физические нагрузки, стрессы и переживания. Помню, как я смотрела на него с недоумением. Глупый! Разве убережешь себя от жизни и от того, что она делает с нами?
Случилось так, что здоровый и энергичный ребенок вмиг стал слабым и немощным. У меня словно вдруг не стало сил для действий, для игр, для жизни. У меня итак не слишком-то много было этих сил. А теперь, казалось, они совсем иссякли. Мне до сих пор, уже в моей взрослой жизни, как будто не хватает сил – даже на то, чтобы просто ходить и дышать.
Многие месяцы я тогда провела в больницах. Меня постоянно от чего-то лечили и разводили руками от бессилия. Медицина неспособна вернуть радость и желание жить человеку, который навсегда их утратил.
3
ПРАВИЛО ОСНОВНОЕ, НЕПРОНУМЕРОВАННОЕ. Они такие с детства.
Примерно тогда я впервые и столкнулась с теми, кого я называю странными людьми. Осознала тот факт, что в мире существуют такие, как они.
– Выйди во двор, поиграй с другими детьми! – говорила мать. – Чего дома-то сидишь целыми днями? Вон сколько детей во дворе! И все твоего возраста.
Я удивленно смотрела на нее. Словно этого достаточно, чтобы с кем-то сблизиться: просто быть с ним одного возраста! Я подошла к окошку и отодвинула шторку. С дикими воплями и визгом мои ровесники носились по двору за кошкой. Это у них называлось «игрой». Как раз в тот момент, когда я выглянула в окно, дети настигли свою жертву. Один из них с силой придавил кошку к земле и занес над ней кулак. Мамочки на лавке спокойно и умиротворенно наблюдали за тем, как резвятся их чада. Я закрыла глаза. Я хотела, разбив окно, стрелой рвануться туда, чтобы вырвать бедную кошку из
Я не сделала этого. Я опустила шторку и отшатнулась.
– Нет, я никогда не буду играть с этими детьми.
– Почему? – удивилась мать.
Я думала о нечастной кошке, оставшейся за шторкой. Кошка бездомная и наверняка голодная – почему им захотелось ее догнать и ударить? Не погладить? Не пожалеть? Не накормить?
– Почему? – снова спросила мать.
– Потому что игры их злы, – мрачно ответила я. – И сами они такие же.
Мать посмотрела на меня и тяжело вздохнула:
– И в кого ты у меня такая пошла?
В те годы не только состояние моего здоровья вызывало беспокойство у матери. С горечью констатировала она и то, что заметила еще раньше, когда я была совсем крошкой и ходила в детский сад: ребенок слишком отличается от других, слишком заметен своим поведением, своим отношением к происходящему. В силу своего воспитания и жизненного опыта, мать, как и «надзирательницы» в детском саду, не знала, что со мной делать, как со мной сладить. Мне было так жаль ее! Она совсем не понимала, какой ребенок ей достался.
«Я с тобой не справляюсь», – часто жаловалась мать.
При этих словах она обычно садилась и безвольно опускала руки, словно расписываясь в своем бессилии.
«Не справляться, а любить», – в душе кричала я, глядя на недовольную мной мать. – «Не ломать, не переделывать – только любить!»
Но этой любви я совсем не ощущала. Ни от матери, ни от других. Да, меня почему-то не любили, всегда не любили, с самого моего детства. Я не понимала, почему. Так и возник мой груз Нелюбви. Да, именно груз: я ощущала нелюбовь к себе не только как душевную муку, но и как физическую тяжесть, давящую мне на плечи, сгибающую мой позвоночник.
Очень больно чувствовать, что тебя не любят, и не понимать за что. Очень обидно. Впрочем, мать все мне объяснила: меня не любят потому, что я не такая, как все. Помню, как я всерьез задумалась над ее словами. Разве за это можно не любить человека? Почему другой автоматически значит плохой? Кроме того, отличаться – это ведь не мой сознательный выбор. Просто я всегда чувствовала иначе, чем остальные – более тонко, более обостренно.
Впрочем, я отличалась от сверстников не только тем, какой я была, но и мерой пережитого. Они мучили кошек, а я задумывалась о добре и зле, о бренности всего сущего. Отец умер, а сколько проживу я сама? А другие близкие мне люди? С тех пор, как мы похоронили папу, у меня появилась страшная привычка: я пыталась угадать про остальных – а они сколько? Не должен 10-летний ребенок думать о таких вещах, не должен… Неудивительно, что мне стало неинтересно и невозможно играть со сверстниками. Я была обречена на непонимание и одиночество.
***
Многие комплексы и ошибочные представления о себе в нас вколачивают окружающие. Без их «помощи» мы, возможно, никогда бы и не узнали, что с нами что-то не так.
Меня с ранних лет удивляло, как много в мире таких вот глупых и жестоких людей, охотно готовых рассказать тебе о том, какой ты. И им почему-то всегда было до меня дело. Когда я возвращалась домой со школы, ко мне частенько привязывались два отморозка с нашего двора.
– Уродина, – кричали они мне в спину.