Жестокие слова
Шрифт:
О чем он думал?
— Шеф?
Гамаш оглянулся через плечо и увидел Бовуара.
— Мы провели предварительный осмотр.
— Оружие?
Бовуар отрицательно покачал головой:
— Но мы нашли домашние консервы и парафин. Довольно много парафина. И я думаю, мы знаем, для чего он здесь.
Инспектор оглядел огород, который произвел на него впечатление. Порядок всегда производил на него впечатление.
Гамаш кивнул:
— И кто он был?
— Не знаю.
Гамаш резко повернулся к своему подчиненному:
— Что ты имеешь в виду? Этот
— Мы так думаем. Можно почти с полной уверенностью сказать, где он умер. Но никаких документов мы не нашли. Ничего. Ни фотографий, ни свидетельства о рождении, ни паспорта, ни водительских прав.
— Письма?
Бовуар покачал головой:
— В шкафах есть кое-какая одежда. Старая, поношенная. Но залатанная и чистая. И вообще весь дом прибранный и чистый. Много книг. Их сейчас просматривают. На некоторых имена, но все разные. Видимо, он приобрел их в магазинах старой книги. Мы нашли столярные инструменты и опилки у одного из стульев. А еще старую скрипку. Пожалуй, мы знаем, чем он занимался по вечерам.
Гамаш представил себе убитого живым. Даже здоровым. Как он готовит себе простой обед, сидит у огня и строгает ножом. А потом, с приближением ночи, берет скрипку и играет. Для себя одного.
Кто был этот человек, так любивший одиночество?
— Тут все довольно примитивно, — продолжал Бовуар. — Ему приходилось накачивать воду в кухонную раковину. Сто лет такого не видел. И ни туалета, ни душа.
Гамаш и Бовуар огляделись. В конце петляющей тропки они увидели будку. У Бовуара от этого тошнота подступила к горлу, но его шеф подошел к будке, открыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел там тесный туалет, закрыл дверь. В туалете тоже было чисто, хотя по углам уже стала появляться паутина, и Гамаш знал, что вскоре туда вторгнутся новые насекомые и растения, а потом будка исчезнет — ее поглотит лес.
— Как же он мылся? — спросил Бовуар, когда они направлялись назад к домику.
По докладу коронера они знали, что он мылся и делал это регулярно.
— Тут есть река, — сказал Гамаш после паузы. Перед ними был домик — крохотная идеальная жемчужина посреди леса. — Вон слышно ее журчание. Вероятно, это Белла-Белла — отсюда она течет в деревню.
И верно: Бовуар услышал звук, странным образом напоминающий звук дорожного движения. Это успокаивало. Кроме того, рядом с домом стояла бочка, куда стекала дождевая вода.
— Мы нашли отпечатки пальцев. — Бовуар открыл для шефа дверь в домик. — Мы считаем, что они принадлежат двум разным людям.
Брови Гамаша взметнулись. Судя по дому и обстановке, в нем мог жить только один человек. Но события говорили, что этот дом и его обитателя нашел кто-то еще.
Может быть, это прорыв в расследовании? Может быть, убийца оставил отпечатки?
В домике становилось сумрачнее. Морен нашел еще две лампы и несколько свечей. Гамаш наблюдал за работой команды. В ней была та слаженность, которую мог оценить только другой полицейский. Плавные движения, кто-то отходит в сторону, кто-то наклоняется, опускает голову, приглядывается, становится на колени. В этом была какая-то
Он стоял в центре домика, глядя на все происходящее. Стены здесь были бревенчатые, из крупных бревен. Как это ни странно, на окнах висели занавески. А на кухне к окну был прислонен кусок стекла янтарного цвета.
Ручной насос у раковины был закреплен на кухонном столе, а тарелки и стаканы были аккуратно расставлены на открытых полках. Гамаш заметил еду на кухонном столе, подошел, пригляделся, ни к чему не прикасаясь. Хлеб, масло, сыр. Обгрызенные, но вовсе не человеком. В открытой коробке немного байхового чая. Горшочек с медом. Открытая четвертинка молока. Он принюхался — кислое.
Гамаш подозвал Бовуара:
— Что ты думаешь?
— Этот человек захаживал в магазины за продуктами.
— Как? В магазине месье Беливо его не было. И я совершенно уверен, что он не ходил в Сен-Реми. Кто-то приносил ему еду.
— И убил? Выпил с ним чашечку чая, а потом проломил ему голову?
— Возможно, возможно, — пробормотал старший инспектор, оглядываясь.
Масляная лампа отбрасывала свет, ничуть не похожий на свет электролампы. Мягкий свет. Границы этого мира казались размытыми.
Дровяная плита разделяла примитивную кухню и жилое пространство. Небольшой стол, покрытый скатертью, видимо, служил обеденным. На противоположной стене находился камин, сложенный из речного камня. В дальнем углу домика стояли большая медная кровать и комод.
Кровать была застелена, подушки взбиты и подготовлены ко сну. На стенах висела ткань, вероятно чтобы препятствовать холодным сквознякам, — так делали в средневековых замках. На полу здесь и там лежали коврики, а пол был испачкан всего одним, но глубоко впитавшимся пятном крови.
Книжный стеллаж, целиком закрывавший одну из стен, был заставлен старыми книгами. Гамаш подошел к нему, обратил внимание на что-то торчащее между бревен. Вытащил, посмотрел.
Долларовая купюра.
Канада уже многие годы, десятилетия не использовала долларовых купюр. Гамаш принялся внимательнее рассматривать стену и увидел другие бумажки. Долларовые купюры. Несколько двухдолларовых. Обнаружились и двадцатки.
Неужели такова была банковская система хозяина? Как старый скряга, он хранил здесь свои денежки, только набивал ими не матрас, а щели между бревнами? Пройдясь по домику, Гамаш понял, что таким образом просто конопатились щели. Этот домик был сооружен из дерева и канадской валюты, которая использовалась в качестве изоляционного материала.
Затем он подошел к камину из речного камня, остановился у одного из кресел — у того, которое просело сильнее другого. Прикоснулся к потертой материи. Посмотрев на стол рядом с креслом, он увидел столярный нож, о котором говорил Бовуар. Еще к столу были прислонены скрипка и смычок. Рядом с инструментами лежала книга, закрытая, но с закладками. Может быть, человек читал, когда к нему пришли?
Гамаш взял книгу и улыбнулся.
— «В моем доме было три стула, — тихим голосом прочел он. — Один для одиночества, два для дружбы, три для общества».