Житие маррана
Шрифт:
— Чему все так радуются? — спросил Франсиско.
— Не христианскому богу, конечно. — Севилья почесал за ухом. — А богам. Собственным богам.
— Так это что же, идолопоклонство?
— Они собираются разыгрывать сцену борьбы Добра со Злом. И делали так испокон веков, за много лет до того, как Христофор Колумб появился на свет. Только теперь Добру приходится рядиться в архангела Михаила, а Злу — в дьявола. Из уважения к древнему обычаю у нечистого даже имеется супруга по имени Чинасупай, ибо без женского начала магия бессильна.
Площадь заполонили чудовища. Вот среди них показался некто в богато расшитом плаще и огромной маске с закрученными рогами,
Плотная колонна ярко разодетых танцоров проложила себе путь к центру площади, и шум сделался оглушительным. Напротив балкона, где восседали представители светской и церковной власти Куско, расчистили полукруг, и актеры начали приветственный танец. Аккомпанируя себе на кахах, эрке, кенах и сику[46], они двигались в едином ритме, образуя спираль, а в центре нее ликовало Зло. Окруженные слепящим водоворотом, дьявол, Чинасупай и боги земных радостей изгибались страстно и чувственно, а индейцы, наводнявшие все вокруг, вторили их движениям в состоянии, близком к трансу.
Вдруг с балкона спустилась стройная фигура в белоснежной тунике — архангел Михаил. Он храбро ринулся на площадь, чтобы разорвать хоровод, который окружал демонов. Актеры, изображавшие смертные грехи и мирские искушения, преградили ему путь, обольщали, бесновались, корчились, вопили. Но герой не сдался и, мастерски исполняя свою партию, поборол их одного за другим, а потом добрался до главных злодеев и разогнал дьявольскую свиту. Тут танцоры подняли архангела на плечи и образовали вокруг него пятиконечную звезду. Под пронзительную музыку и громкое пение все закружились в победной пляске, пончо развевались по воздуху, точно распростертые крылья кондоров. Однако враг рода человеческого внезапно атаковал архангела со спины. Божий посланник не растерялся, сделал стремительный выпад и сокрушил злодея метким ударом меча. Дьявол ловко кувыркнулся через голову, подкатился к балкону, в знак поражения стащил с головы маску и сорвал бурные аплодисменты.
Под страхолюдной личиной скрывался вождь-курака Матео Пома. Хосе Яру тотчас узнал его по белесому шраму на шее и, продравшись сквозь толпу, крепко обнял.
Той же ночью, пока вокруг костров шла всеобщая попойка, Пома встретил индейца у дверей своей хижины. На земле лежали подношения верных почитателей: кроличьи тушки, обмазанные смесью кукурузной муки и жира ламы и обильно политые чичей, как того требовали древние обычаи. Хосе достал из-за пазухи заветный сверток, распеленал и торжественно вручил вождю, который немедленно накормил и напоил божество-уака.
— Он говорил с тобой?
— Да. Сказал, что надо разыскать тебя, ибо уака вот-вот восстанут и сокрушат кости христиан.
Пламя очага бросало алые отблески на сосредоточенные лица собеседников. Матео Пома погладил шрам на шее, предчувствуя неминуемые потрясения.
Еще не рассвело, когда церковники и их вооруженные подручные успешно завершили облаву. В сети угодили и Матео Пома, и Хосе Яру. Всех ждали допросы, пытки на «кобыле», обвинения в идолопоклонстве и суровые приговоры. Кости их были сокрушены, и восстание захлебнулось не начавшись.
А в небо над городом с шипением взлетали разноцветные змеи фейерверков, отражаясь в восторженных глазах верующих. Праздник завершился.
58
—
— Скорее бы уж, — вздохнул Франсиско. — Надоело мне путешествовать.
— Да, понимаю. Но дальше никаких серьезных трудностей не предвидится. Стада по дороге гонят только до Гуаманги. Где-то еще придется, конечно, и в ущелья спускаться, и по кручам карабкаться, и через заросли тростника продираться, но все это ерунда. Зато в Абанкае ты проедешь по удивительному одноарочному мосту — его построили первые конкистадоры, чтобы проще было добираться в ту часть вице-королевства. А потом увидишь нечто курьезное.
— Курьезное?
— Я бы даже сказал, уму непостижимое. Представляешь, посреди безлюдной равнины высится одинокий холм, а на его вершине возводят храм Пресвятой Богородицы, которому суждено пустовать: кругом-то ни души. Обычно люди сначала строят поселение, а потом уж принимаются за Божий дом. Или сооружают и то, и другое одновременно. Но чтобы наоборот?! Видишь ли, как-то проходил там странник, у которого в котомке лежал образок Девы Марии. И вдруг ни с того ни с сего котомка стала ужасно тяжелой. Странник решил, что это чудо: образ, мол, сам выбрал место. А раз так, быть там церкви, хоть и без паствы.
Франсиско покачал головой.
— А от Гуаманги до Лимы больше ничего интересного не ожидается. Впрочем, тебе будет не до красот: чем ближе к цели, тем сильнее нетерпение.
— Да я уж и так извелся.
Юноша крепко пожал мозолистую руку Севильи и обменялся с ним долгим взглядом. Ему вдруг показалось, что в глазах старого мудреца плещутся океаны. Теперь надо было проститься с Марией Эленой и ее малышками.
Девочки со смехом вспоминали недавние приключения. Моника все никак не могла забыть солончаки близ Кордовы, а Хуану потрясли огромные стада мулов в окрестностях Сальты. Моника стала дразнить сестренку, потому что та назвала индюков воронами. «А ты зато боялась лезть в горячий источник там, в Чукисаке!» — не осталась в долгу Хуана. Моника сказала, что красное пятно на лице Лоренсо не такое уж и страшное, а Хуана робко взяла Франсиско за руку и прошептала, что будет скучать. Эта внезапная нежность тронула его до глубины души. Юноша наклонился и расцеловал девчушек, как целовал когда-то Фелипу и Исабель.
Жена Севильи отвела его в сторонку.
— Я слышала от мужа, что тебе не терпится поскорее добраться до Лимы. — Женщина улыбнулась так же ласково, как когда-то, много лет назад, улыбалась Альдонса. — Верь мне, все будет хорошо. Ты найдешь отца, и вы вместе помолитесь Господу.
— Спасибо! Огромное спасибо!
— И когда это произойдет, вспомни нас.
— Конечно, обязательно.
— Мы ведь с тобой не чужие.
Франсиско понимающе кивнул.
— У нас общая история, общие страдания и общая вера. — Мария Элена пристально посмотрела юноше в глаза и молитвенно произнесла: — Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь Един!
— Отец, помнится, говорил что-то такое брату, когда тот поранил ногу.
— Это великие слова, источник силы. Вся наша жизнь зиждется на них, как земная твердь на трех огромных мифических слонах.
59
До Лимы оставалось несколько дней пути. По дороге Франсиско и Лоренсо вспоминали Хосе Яру. Лоренсо гордо восседал на соловом коне, Франсиско же трусил на единственном муле, свободном от поклажи. Кругом расстилалась равнина, окруженная сиреневой кромкой гор.