Житие маррана
Шрифт:
— Но я же собираюсь жить в Сантьяго-де-Чили.
— Говорят, красивый город. И женщины там красивые.
— Спасибо, буду знать.
— Ладно, Франсиско, шутки в сторону. — Лоренсо положил руку мне на плечо. — Ты правильно делаешь, что уезжаешь. Новый вице-король, который велит называть себя князем, отлично поладил с инквизицией. Сам знаешь, что из этого следует…
Он вскочил в седло.
Статный конь завертелся в узком проулке и чуть было не снес ближайшую лачугу.
— Береги себя! — крикнул на прощание Лоренсо и пришпорил скакуна.
? ? ?
Франсиско
Младшего сержанта Херонимо Эспиносу вызывают к квалификатору инквизиции [68] брату Алонсо де Альмейде для передачи собственности, конфискованной у подсудимого. Нотариус скрипит пером и все время зевает — беднягу подняли среди ночи. Впрочем, опись имущества совсем короткая: двести песо, две рубашки, две пары штанов, подушка, матрос, две простыни, думка, мешок для спальных принадлежностей и похожий на рясу балахон без петель и пуговиц, который арестованный будет носить в тюрьме.
Херонимо Эспиноса получает расписку с печатью и облегченно вздыхает: все, теперь можно возвращаться в Консепсьон. А о там, что по дороге он чуть было не проморгал пленника, инквизиторам знать не обязательно.
92
Приехав в Сантьяго-де-Чили, я тут же направился в единственную городскую лечебницу. Все ее оснащение составляли двенадцать кроватей, несколько простыней да пять ночных горшков, которыми пациенты пользовались по очереди. Инструментарий разнообразием не отличался: в наличии имелось три клистира и два ланцета. Я поговорил с больничным цирюльником Хуаном Фламенко Родригесом и получил от него настоятельный совет предложить себя на должность старшего хирурга. Работы невпроворот, сказал он, а дипломированных врачей днем с огнем не сыщешь. Родригес провел меня по темным и грязным коридорам и, дойдя до пустой аптеки, пожаловался: «У нас даже травника нет, не то что аптекаря».
Я отправился в городской совет, предъявил диплом университета Сан-Маркос, рассказал о клиническом опыте, полученном в Кальяо и Лиме, и выразил готовность передать в пользование лечебнице собственные инструменты. Меня встретили с распростертыми объятиями и все повторяли, что мой приезд — просто манна небесная. В самом деле, больницы и в Сантьяго, и на юге, в Консепсьоне открыли давно, а настоящих докторов как не было, так и нет. Поэтому я стану первым дипломированным врачом в Чили. Теплый прием дал мне силы и терпение, чтобы выдержать многие месяцы волокиты, без которой в вице-королевстве не ступить и шагу.
На заседание совет собрался в середине 1618 года и письменно подтвердил: больнице срочно нужен врач, а врачу, разумеется, положено жалование. Поверенному поручили приступить к сбору необходимых для этого средств. Однако «срочное дело» обсуждали еще восемь месяцев, пока я не получил наконец официальное дозволение трудиться совместно с цирюльником Хуаном Фламенко Родригесом. Но проволочки на этом не закончились: требовалась
Родригес пожал плечами:
— Остается только ждать.
А потом подмигнул:
— Лечить наших больных вы не можете, пока все бумаги не будут в порядке. Но давать мне советы в особо сложных случаях никто не запрещает.
Тем временем я начал пользовать жителей Сантьяго частным образом. Диплом, украшенный подписями и печатями, произвел впечатление на первых пациентов, а остальное сделали местные кумушки, разнеся молву о моем искусстве по всему городу.
У меня хватило ума воздержаться от критики всевозможных знахарей, клистирщиков и прочих шарлатанов, которые вовсю наживались на чужих болезнях, суля чудодейственные средства. Умение держать язык за зубами весьма полезно, особенно для марранов.
В августе 1619 года, то есть больше чем через год после первого заседания совета, губернатор Лопе де Ульоа все-таки поставил подпись под моим назначением.
Свершилось! Неужели можно приступать? Нет, к превеликому удивлению, ответили мне. Сперва бумагу должны доставить в Сантьяго — подписана-то она была в Консепсьоне. Наконец указ прибыл и еще пять долгих месяцев гулял с одного стола на другой, пока канцеляристы готовили акт о моем вступлении в должность врача. Я уже поставил крест и на документе, и на больнице, и на своих несбыточных мечтах.
В середине декабря — о счастье! — мне объявили, что совет начал подготовку к церемонии принесения присяги. К какой еще церемонии? Как это — к какой?! К пышкой и торжественной. К очередному спектаклю, сказал бы Хоакин дель Пилар. Явились судьи, рехидоры и прочие чиновники, все разодетые в пух и прах. В зале развесили королевские штандарты и расставили кресла с высокими спинками, где вышеозначенные лица и разместились. Напыщенный сановник зачитал указ, в котором перечислялись все привилегии, исключительные права, преимущества. льготы и прочая, коими я наделялся отныне и впредь.
Хуан Фламенко Родригес пригладил усы, ехидно ухмыльнулся и сказал, что приберег специально для меня несколько чрезвычайно интересных случаев.
? ? ?
Сидя в монастырской камере, Франсиско погружается в воспоминания о чудесных годах, проведенных в Сантьяго, куда он приехал в 1617 году, похоронив отца. После нападения голландцев на Кальяо в Лиме начались преследования португальцев и их потомков, так что пришлось спасаться бегствам. Вспоминает узник и свой первый визит в маленькую больницу, и волокиту, сопровождавшую его назначение, и пышную церемонию присяги, и дружбу с Хуанам Фламенко Родригесом.
Кандалы нещадно трут щиколотки и запястья. Скорее бы уж начались допросы и попытки наставления в вере. Он готов к бою. Но инквизиторам торопиться некуда: чего-чего, а терпения им не занимать.
93
Однажды ночью кто-то громко забарабанил в дверь. Я вскочил с кровати и на ощупь, спотыкаясь в темноте, пошел открывать. На пороге стоял монах, лица под капюшоном было не разглядеть.
— Епископу плохо! — проговорил он, в панике забыв поздороваться.