Жизнь Юрия Казакова. Документальное повествование
Шрифт:
Ваш Питер самый плавучий город, вот я и подумал, м. б., ты на досуге разузнаешь про аренду. Тебе это не трудно будет сделать, тем более, что ты секретарь и можешь звонить как лицо официальное. Вот славно бы в мае сплавать, пройти по Волго-Балту или куда угодно.
А что такое мотоела? М. б., это тоже что и мотодора? Мотодорку ты знаешь? Скуластая, бокастая и с одинаковыми кормой и носом.
Узнай, милый, про это дело и напиши мне. А то мы с тобой не охотились и не рыбачили вместе, а только пьянствовали иногда, а ведь это дурно. Сижу и помаленьку тюкаю свой сев<ерный> очерк. Вот в 72 году выйдет «Сев<ерный> дневник» [261] , пришлю тебе, если буду жив.
261
«Северный
Мотодора еще мне знаешь чем нравится? Ей на борт наступишь, она и не дрогнет, а то эти все катера – в них бабу ласкаешь с риском для жизни.
Ну, как ты решил переводить?
Целую!
Письмо не публиковалось.
25 января 1972. Абрамцево
Ну? Ты наконец погрузился в казахские степи и потому безмолвствуешь и не пишешь ничего мне о мотодоре? А я-то надеялся на тебя и на Питер! Еще бы! Питерский классик, а Питер великий порт, не может, думал я, быть, чтобы не сдали нам в аренду какую-нибудь шхуну.
У нас морозы. Летают сороки. Снег не выдерживает тишины и сыплется с елок и берез. Хочется весны, казашенок, бесбармака. Сегодня варил уху из наваги, присланной мне прямо из Унской губы Белого моря. На банкете в «Берлине» ел аральского копченого леща и все мне кричали, отворачиваясь от семги: кинь кусочек, ребрышко!
Тем и живы.
Вдруг вот возьму и приеду в Питер. Слушай, очень хочется приехать. Пришли мне вызов, придумай причину – на неделю! Чтобы не тратить свои «кровные и потные» деньги и чтобы иметь основание стать на постой в гостинице.
Будь здоров, дорогой, обнимаю.
Включено в воспоминания «Сначала было слово…».
21 января 1973. Абрамцево
Спасибо тебе, милый Глеб, разом за письмо, за «Неву», за приглашение участвовать в твоем журнале [262] .
А странно, что мы одновременно писали о глухариной охоте. И еще любопытно, что ты замечаешь в скобках, зачем, мол, еще раз описывать глухариную охоту, когда уже столько о ней написано. Я тоже об этом подумал, да и не стал о ней писать. Ну цокнул он, ляскнул, ну охотник прыгнул, сердце там заколотилось, то, се, ликующая песнь, трали-вали и прочее – выстрел грянул, глухарь бякнулся оземь, взял я его за роговые лапы…
262
Горышин стал заведовать отделом прозы журнала «Аврора».
Одно только в моем опусе меня повергло в ужас: при наборе вышла опечатка: вместо «краснобровый тетерев» – «краснобородый», я, естественно, это дело исправил, но каким-то образом опечатка проскочила, так и осталось «краснобородый»!
А твой рассказ («Островенский вермут». – И. К.) хорош, хоть я и не верю, что ты одну бутылку вермута взял, да и ту не выпил, «забыл», а? Спасибо, что пишешь, все-таки хорошего у нас маловато, так что каждый хороший рассказ ценен вдвойне.
С удовольствием дал бы что-нибудь ради твоей новой должности, но – потерпи. Все, что у меня пишется теперь, запродано по московским журналам, а давать тебе огрызки совесть не велит.
А подумать только, какую карьеру ты сделал! Ах, ах, какую карьеру! Вспомнил я, как тебя допустили на семинар 57 года [263] вести протоколы заседаний, а теперь вот ты сам кого хочешь, того и напечатаешь.
Кстати, есть у меня один интересный молодой писатель [264] . Я привез из Гагры целую кучу его рассказов, весьма интересных. Пока я их отдал в «Н<аш> с<овременник>», а когда они вернутся оттуда, пришлю тебе, парень талантливый, пора его печатать.
263
См. наст. изд., с. 77–78.
264
См. письмо 73.
Жил я в Гагре почти до нового года, и жалею теперь, что раньше не наезжал туда осенями, все-таки гагрский ноябрь и декабрь несравнимы с нашими – темными и тоскливыми.
А что же ты не написал мне про Париж? Каково тебя там принимали, кого и что повидал и чувствовал ли ты в свои парижские дни праздник, «кот<орый> всегда с тобой»?
В Абрамцеве крещенские холода, ночью 36, днем 27. А погода как дай бог летом, десять дней ни облачка, а ночью слепнешь от луны.
Будь здоров, пиши, обнимаю крепко, может, весной, в марте, махнем вместе в Архангельск? Прикинь, сможешь ли?
Обнимаю!
Будешь в Москве, разыщи Домбровского [265] , почитай, что можно у него взять. Это будет люкс.
Включено в воспоминания «Сначала было слово…».
19 сентября 1973. Абрамцево
Дорогой Глеб!
Посылаю тебе рассказы молодого гагрского писателя Кости Гердова [266] .
265
См. письмо 81.
266
Гердов Константин Николаевич (р. 1941), член русского ПЕН-клуба.
Выбери для «Авроры», что больше тебе понравится.
Если из этих рассказов ничего тебе не подойдет, напиши Косте, он тебе еще пришлет – у него это такой цикл, о соседях, о себе, о матери, о южном городе и т. д.
Некоторые мне нравятся.
В общем, смотри сам и выбирай.
У меня вышел наконец-таки мой многострадальный «Сев<ерный> дневник». Как получу авторские, так пришлю тебе.
Еду на октябрь в Гагру, попытаюсь там кончить повесть, хоть боюсь загадывать: когда погода хороша, хочется купаться, загорать, ездить по ресторанам и проч.
Может быть, и ты приедешь погреть свою ломоту в заднице? Вот было бы славно, Лихоносов [267] там будет, Астафьев [268] , Евтушенко и проч. элита.
Целую.
Полтора месяца провел в Архангельске, собирал сведения о Тыко Вылке [269] , очень меня он занимает.
Включено в воспоминания «Сначала было слово…».
4 декабря 1973. Гагра
267
См. письмо 65 и наст. изд., с. 257–258.
268
Астафьев Виктор Петрович (1924–2001), прозаик.
269
Тыко Вылка – см. наст. изд., с. 148–152.