Жизнь - жестянка
Шрифт:
— Много будешь знать, скоро состаришься.
Это опять Кондратьев. А Стрельников о своем.
— И как ты жива-то до сих пор с таким талантом влипать во все неприятности, какие только есть?
— Да ни во что я не влипаю! Если только во сне или в историях, которые придумываю. В первый раз вот. И сразу так… Не знаю, просто понравился мне этот парень, Андрей ваш. Как объяснить?.. Зацепил. Притягивал словно магнитом. И знать его не знала, а чувствовала, что человек хороший. И уж так мне его жалко было! Убивалась, как по самому близкому. А вы всё — сука, дрянь, из-за
Дальше уже почти шепчу:
— И кулаком в живот…
Машу рукой и отворачиваюсь.
— Это ее Коршун что ль?
Кондрат интересуется. Стрельников в ответ только морщится.
— Он. Как узнал, что ключ, из-за которого Андрюху убили, у нее был, так и сорвался.
— Дела…
Тяжелые шаги. Кондрат присаживается рядом с моим креслом на корточки, кладет руку на плечо.
— Не реви.
— Я не реву.
— Нет, ревешь. Только внутри. А это еще хуже. Андрюха и правда был отличным парнем. Его все любили. Такой вот дар у человека был. Тянулись к нему люди, как цветы к солнышку… Все рассказывали, как родной маме…
— В такой роли вы его и использовали…
Молчит. Даже руку с плеча убрал.
— Трудно с тобой. Никак не пойму — то ли шею тебе свернуть, то ли…
— Сверни.
Поднимаю голову, открывая горло его рукам и взгляду. Смотрю в упор. Встает и отходит в сторону.
— Ты пойми, идиотка, если мы тебе хоть что-то, хоть самую малость расскажем — ты точно не жилец.
— А может я вам чем-то пригожусь?..
Они размышляют! Я точно вижу, что какое-то время они на полном серьезе размышляют. Но — нет.
— Иди-ка ты девица-краса в свою комнатку и садись писать свои сценарии.
Ну да, ну да…
Иду. И даже что-то такое пишу. Мне, собственно, не так и много осталось-то. Всегда главное начать. А уж потом как-то само собой идет. По крайней мере у меня так. Кто-то ничего написать не может, пока не придумает финал. А я чаще всего, садясь за сценарий, даже не знаю, чем у меня там в принципе дело кончится. Знаю, что хорошо. Мне плохих концов и в жизни хватает, чтобы их еще в фантазиях множить. Так что к середине ночи я все наконец-таки доделываю и даже уже было собираюсь отправлять написанное продюсеру — на предварительную рецензию, но с какой-то дури в последний момент решаю еще раз пройтись по тексту на предмет опечаток. Отматываю назад, принимаюсь читать, что-то правлю…
Как вдруг экран нервно взмаргивает, и все написанные мной буковки почему-то превращаются в звездочки. Поначалу я не осознаю всю глубину постигшего меня п…ца. Нажимаю какие-то кнопочки, бестолково суечусь и добиваюсь лишь того, что компьютер мой повисает вглухую.
Это оказывается для меня той самой последней каплей, которая переполняет чашу терпения. С яростным воплем отшвыриваю поганую железяку от себя (к счастью, как потом выясняется, падает она удачно) и кидаюсь на подушку рыдать. Мой вой, видимо, будит весь дом, потому что через пять минут в дверях комнаты возникают Кондрат со Стрелком. Оба обряженные в мятые труселя — у одного в клеточку, у другого в полосочку.
Я увлеченно реву, они топчутся рядом и по-моему даже подпихивают друг друга
— Ксюх, да ты чего?.. Да не убивайся ты так…
Матрас рядом со мной проминается и тяжелая рука ложится мне на плечо.
— Вот увидишь, все образуется. Ты из-за чего? Из-за Андрюхи?
Я реву и только трясу головой. Кондрат мнется, видимо взглядом совещаясь со Стрельниковым.
— Из-за Коршуна? Ну хочешь мы со Стрелком его подержим, а ты тоже в пузо ему треснешь? От него не убудет, а тебе, может, полегчает…
Бешенство буквально взрывает меня изнутри. Выворачиваюсь из-под его руки и сажусь, размазывая слезы по щекам. Уже через секунду оба узнают, что я думаю про их Коршуна, про них самих и про всеобщую мужскую уверенность в том, что если где-то что-то происходит, то только из-за них или по их поводу.
— Тогда чего ты ревешь, курица безмозглая? — не выдерживает Стрельников.
Я пытаюсь пнуть его, но из сидячего положения это неудобно, да и он уже ученый — отскакивает. С большим трудом им удается наконец-то понять, что реву я не из-за Андрея, не из-за Коршунова и даже не потому, что меня пытались убить.
— Твою мать!!!
Кондрат рявкает так, что я невольно вздрагиваю и даже сидя на кровати норовлю выпрямиться, расправить плечи и втянуть живот, словно новобранец перед строгим сержантом.
— Я думал у нее жизнь кончилась — так ревет, а у нее компьютер просто заглючил.
Поясняю, что заглючивший компьютер для меня — как раз и есть конец жизни. Переписать заново весь здоровенный сценарий для меня — смерти подобно.
— Дура! — произносит Стрельников на этот раз с явным облегчением. — Где он, твой ящик?
Машу рукой в угол, в который я его перед этим отправила.
— Не разбился. Уже неплохо.
Стрельников открывает крышку ноутбука и начинает деловито стучать по клавишам. Пальцы его мелькают над клавиатурой как бабочки — даже я так быстро не умею, хотя в свое время закончила курсы и с тех пор много и регулярно практикуюсь. Я заглядываю ему через плечо и понимаю, что ничего не понимаю. Даже картинку на мониторе не узнаю. Да и как узнавать, если я ее никогда в жизни не видела — какие-то сплошные и малопонятные строчки цифр, которые сменяют друг друга с потрясающей скоростью. Периодически выплывают какие-то окна, но Стрельников разбирается с ними так быстро, что я и прочитать-то ничего не успеваю.
— Не бзди. Полечим. Утром получишь свой сценарий в лучшем виде. Все равно после того как проснулся от твоего вопля, больше уж, наверно, не засну. Поджилки до сих пор трясутся. Идиотка, блин!
— А ты, девица-краса, ложись и спи.
Это уже Кондрат. Смотрю на него и только шмыгаю носом. Стрельников деловито поддергивает трусы и выходит прочь с моим ноутбуком подмышкой. А Кондрат подталкивает меня на подушки и даже заботливо укрывает одеялком. Ну просто родная мама… Даже лучше. Меня моя никогда вот так не укладывала…