Зло
Шрифт:
Ну что, суки, урыть его решили, с пленкой и бумажками к прокурору пойти? Нет, не выйдет. Заделаю я вас сегодня, заделаю. Сейчас он закончит писать и усталый, больной все-таки, в кресло усядется. А там, между подушкой и спинкой, рукоятка торчит. Простенькая такая, со звездочкой по центру. «Тэтэшник» там, «тэтэшник». Он его вынет и уложит этих козлов на пол, ребятам вызвонит, те приедут и отвезут их в карьер песчаный за станцией Кучино, там и оставят. Второй раз, Махаон, смерть не обманешь. Если она к тебе разок подошла, то будет все время рядом ходить.
Сейчас, сейчас. Узнаете вы, волчары позорные, кто такой Леня Сретенский. А грешок он отмолит, Матерь Божья добрая, а Бог не прокурор. Простят. Немного осталось, совсем немного, с каждой буквочкой приближается смертушка Махаона и Ельцова.
Но вдруг чуть закружилась голова, и горячий пот потек по спине. Сердце рухнуло в пропасть, а вслед за ним полетел и он. Внезапно Ястреб, словно ребенок, ойкнул, рукой взмахнул смешно и рухнул со стула на пол. Ельцов наклонился над ним, взял руку, пытаясь нащупать пульс, но его не было.
— По-моему, он готов, — сказал он.
— Бог не фраер, — облегченно заметил Махаон, — он все видит. Давай, Юра, бери бумажки, линять надо. Ты перчатки не снимал?
— Нет.
— Это правильно. Пошли.
Они осторожно вышли из дверей. Махаон спустился на лифте, а Ельцов пешком. Встретились у машины.
По дороге на Сретенку молчали. Махаон курил, отрешенно глядел в окно. Ельцов нарочито внимательно следил за дорогой. Его не терзало раскаяние. Только вдруг, склонившись над телом Ястреба, он понял, какая тонкая грань, зыбкая и непрочная, отрезает поступок от преступления. Он не убивал этого человека с потным лицом и дергающейся щекой, он даже не хотел его смерти, но стал ее причиной.
Ему приходилось убивать. Ножом, из автомата, в липких африканских сумерках. Но там он был солдатом и дрался с солдатами. А сегодня он просто мстил. Значит, он преодолел страх. Значит, он может победить зло.
Когда выезжали в переулок, Махаон сказал:
— Ну что, Юрок, с крещением тебя? Первая разборка в жизни. Жмур есть, а мокрухи нет. Сегодня нам пошла карта. Ты знаешь, когда он завалился, волк позорный, у меня на душе полегчало. Менты обо мне давно забыли. Главное, пальцы нигде не оставить, а вот Ястреб не забыл обо мне, сука. Теперь могу жить спокойно. А кто такой Шорин этот, Сашка Умник?
— А тот самый, что с моей бывшей женой живет. — Ельцов повернул руль и машина въехала во двор.
— Вот это номер! — ахнул Махаон.
— Святая правда.
— А Рытов?
— Зампред Совета Министров.
— Это тот, что все время рядом с Леней светится?
— Ага.
— Ты на меня не сердись, брат, но с Сашки Умного я тебе помогу получить. Я про него в Бутырке слышал. А с Рытовым нам не разобраться. Уж больно велик бугор.
— Прав ты, дружище, ох как прав, — Ельцов достал сигарету, — здесь ни кулаки, ни ножи не помогут. А вот пленочка эта да текст недописанный — для него как бомба.
— Ты думаешь, — засмеялся Махаон, — наших паханов этим возьмешь? Ты думаешь, что хоть один опер с этой предъявой
Алена сразу же почувствовала неладное, когда вышла из машины и увидела свет в спальне. Она влетела в подъезд, поднялась на лифте и уже у двери поняла, что случилось непоправимое. Увидев Ястреба, лежащего на полу, она позвонила врачам. Хотя прекрасно понимала, что ему ничто не поможет.
Закурила и стала ждать. Внутри нее словно замерзло все. Приехали доктора-знакомцы. Осмотрели, вызвали перевозку. Появился участковый. Она подписала какую-то бумагу.
Санитары унесли Ястреба, ушел мент. Только врачи ждали, когда им воздастся по трудам. Алена дала им стольник, поблагодарила.
Она осталась одна в этой двухкомнатной квартире. Никто не знал, даже Шорин, что она, как вдова Леонида Колоскова, имела на нее все права. У нее была своя квартира в старом доме на Якиманке, двухкомнатная, но огромная и неуютная. Она получила ее, когда работала замдиректора магазина «Ванда». Там она и познакомилась с интересным мужиком по имени Леня, сошлась с ним, влюбилась, потом все узнала о нем и по-бабьи начала жалеть его.
И вот все кончилось. Алена открыла стенной шкаф на кухне, куда складывала всякую нужную в хозяйстве муру, проверила тайник. Деньги на месте. Их было так много, что хватит ей до конца жизни. А впрочем, кто знает, когда наступит этот самый конец. Вот Ленька все смеялся и говорил:
— Мы с тобой, котенок, до ста лет не истратим.
Смеялся. Если бы он послушал ее. Послал к такой-то матери Сашку и уехал в Юрмалу, жили бы они тихо и счастливо. Но не мог он оторваться от своих делишек. Засосала его эта жизнь, словно зыбучие пески.
Вот и осталась она одна. С деньгами, машиной, шмотками, украшениями. Конечно, мужика найти можно, какие ее годы, да и внешне она хоть куда. Богатая, вернее, очень богатая вдова. Но прикипела она сердцем к Ленечке. Мужик он был, настоящий мужик. Щедрый, крутой и нежный одновременно. Конечно, она понимала, что пройдет время, утихнет боль. Понимала головой, а сердце все равно щемило.
Зазвонил телефон. Она подняла трубку и услышала напористый голос Шорина:
— Здорово, подруга. Дай-ка самого.
— Нет его, — ответила Алена.
— А где он?
— В морге.
— Где?!
— В морге. Умер Леня этой ночью.
— Я сейчас приеду.
— Не надо, Саша. Я никого не хочу видеть.
Через пятнадцать минут раздался звонок в дверь.
Она открыла. На пороге стоял Шорин.
— Зачем ты приехал? — зло спросила Алена.
— Но, ты, сбавь обороты. Со мной так разговаривать нельзя.