Знахарь-2 или профессор Вильчур
Шрифт:
— На здоровье, пусть себе смеется, — говорил Емел. — Если бы вы были знакомы с философией, я бы сказал вам, что исключения подтверждают правила, а не опровергают их. Собственно, на высшем уровне смех уже перестает быть проявлением человечности. На высшем уровне остается лишь усмешка жалости или сострадания и снисходительного безразличия к обществу, где следовало бы повесить доску, помещенную Данте на вратах в ад: "Оставь надежду всяк сюда входящий!". Поэтому не стоит жалеть меня, что я не обременен обществом самки. Если бы я кому-нибудь и верил,
— Тот пан был некультурным, — сделала заключение Донка.
— Угадала, возлюбленная.
Так они спорили, перебрасывались шутками, пока со стороны мельницы не послышались какие-то тревожные крики. Должно быть, что-то случилось. Василь первым увидел причину: со стороны мельницы по тропинке, ведущей к прудам, бежала большая собака. Нетрудно было понять смысл криков. Собака была бродячей, в околице ее не знали. Из пасти текла пенящаяся слюна, хвост был поджат.
— Бегите, пан Емел, — крикнул Василь, — это бешеная собака!
— Убегайте! — с ужасом пропищала Донка.
Но легче было посоветовать бежать, чем указать куда. Вокруг было открытое пространство, именно туда бежала собака. Емел вскочил.
— Хоть бы была какая-нибудь палка!
— Держите! — крикнул Василь и бросил к берегу весло, но расстояние было достаточно велико, и весло не долетело.
Собака бежала быстро. Времени на размышление не оставалось, и Емел, схватив с травы бутылку, прыгнул в воду. Пруд в этом месте был глубокий, а плавать он не умел. Но Василь подплыл к тому месту, куда прыгнул Емел, и, как только голова тонущего показалась над поверхностью воды, схватил его за волосы, потом за воротник и втащил в лодку.
— А, черт бы его побрал! — ругался Емел, брызгаясь и отплевываясь водой. — Что это за порядки, чтобы бешеные псы шатались по околице в погожие воскресные дни и вынуждали гражданина, употребляющего дульче фа ньенте, погружаться в эту омерзительную жидкость. Василь, осторожно, ради Бога! Там, там плывет! Не разбей ее веслом.
И действительно, возле носа лодки показалась бутылка. К счастью, она была с пробкой, и ее содержимое уцелело, однако ненадолго, так как Емел тотчас же перелил его в свой желудок.
К пруду прибежал запыхавшийся Виталис с большим дрыном, но преследование пса уже было делом бесполезным. Из рассказа Виталиса они узнали о случившемся. Со стороны тракта прибежала собака, но она не была похожа на бешеную. Покрутившись какое-то время по двору, она вдруг бросилась на Зоню, которая, к счастью, несла пустое ведро. Зоня ударила псину по голове и таким образом защитилась. Тогда собака бросилась в сторону Виталиса, а когда прибежали две местные собаки, она обеих покусала.
— Ничего не поделаешь, надо будет ее убить, — закончил работник свой рассказ.
— Очень жаль, — с грустью сказала Донка.
Они причалили к берегу и пошли посмотреть покусанных собак.
Тем временем Вильчур с Люцией вышли с
Разговор о Кольском и о Варшаве, а позднее о маленькой пациентке нарушил планы Вильчура. Не представилось случая поговорить о своих намерениях, связанных с браком. Правда, профессор не спешил и, в сущности, был даже рад тому, что может отложить эту тему.
Они шли извилистой дорогой среди сжатых полей. По краям дороги густо рос кустарник. На повороте под одним из кустов они увидели большого рыжего пса, который неподвижно стоял и всматривался в идущих.
— Какой красивый сеттер, — отметила Люция.
— Действительно, красивый, — согласился Вильчур. — Здесь в околице он, наверное, недавно, потому что я никогда его не видел.
Он направился в сторону собаки и, протягивая к ней руку, позвал:
— Ну, иди сюда, собачка, иди.
Он не успел отдернуть руку… Минуту назад спокойно посматривающий сеттер в мгновение ока впился зубами в ладонь, затем повернулся и помчался в сторону кладбища.
— Боже мой! — воскликнула Люция. — Собака укусила вас. Очень больно?
Вильчур за усмешкой спрятал боль.
— Да нет. Это мелочь, — соврал он.
На самом же деле все плечо разрывалось от боли. Зубы собаки, наверное, повредили какой-то нерв. Из небольшой ранки сочилась кровь. Он вынул носовой платок, вытер ладонь и заметил:
— Чего требовать от зверей, если и люди часто поступают таким же образом, отвечая на дружбу и добросердечие укусами зубов.
Люция забеспокоилась.
— Здесь нет воды, но вы должны мне обещать, что сразу же по возвращении домой продезинфицируете ранку.
Он рассмеялся.
— Панна Люция, это же мелочь, хотя я могу вам обещать, что сделаю это.
— Я очень вас прошу.
Они дошли до тракта, и Вильчур спросил:
— Вы надолго задержитесь в городке?
— Нет, — покачала она головой. — Самое большее полчаса, только сделаю перевязку малышке и все.
Улыбнувшись друг другу, они расстались. Вильчур направился в сторону больницы, а Люция пошла в Радолишки. Однако не успела она сделать пары сотен шагов, как встретила двух полицейских из Радолишек. Они давно знали ее и, как всегда, приветствовали, вежливо салютуя. Она ответила им поклоном. Один их них спросил:
— Вы случайно не видели здесь такую рыжую собаку?
Она остановилась.
— Да, видела. Она побежала в сторону кладбища. Это ваша собака?
— Что вы, это какая-то чужая бешеная собака. В городке она покусала лошадь и три другие собаки. Вот идем искать, чтобы застрелить ее.
Сердце Люции лихорадочно забилось.
— Езус Марья! — прошептала она.
Только сейчас она заметила, что у них с собой были ружья.
— Значит, побежала в сторону кладбища? — спросил второй полицейский. — Спасибо вам.