Знак Наполеона
Шрифт:
Подъехав ближе, она увидела людей, сгрудившихся у подножия одного из зданий и силящихся разглядеть, что происходит за наспех поставленным полицейскими ограждением. Толпа расступилась, чтобы пропустить внутрь две бригады «скорой», и вновь сомкнулась за их спинами.
— Остановите здесь, — велела она водителю, который мгновенно сдал вправо и затормозил примерно в пятидесяти ярдах от входа в здание.
Дженнифер выбралась из машины. Местный новостной канал уже вел репортаж с другой стороны улицы — вероятно, журналистов оттеснил один из тех полицейских,
— Что происходит? — Дженнифер схватила за рукав проходившего мимо офицера и сунула ему под нос удостоверение. Он подозрительно изучил фотографию.
— Убийство. Какой-то известный адвокат, — безразлично пожал плечами офицер. То ли такого рода инциденты были обычным делом в этой части Манхэттена, то ли он считал, что уменьшение поголовья адвокатов — не такая уж плохая штука.
— Имя известно?
— Да, Хэммон. Что-то в этом роде. По этой штуке ни черта не слышно! — Он с досадой стукнул по полицейской рации. — Теперь, если вы не возражаете…
Дженнифер жестом отпустила офицера и сделала глубокий вдох. Хэммон мертв. Совпадение? Вероятно. Возможно. Строить версии без достаточного количества информации не имело смысла.
— Агент Брауни?
Вопрос, заданный чуть скептическим тоном, прервал ее мысли. Дженнифер повернулась. Человек, на вид около лет пятидесяти пяти, пробрался через толпу и направлялся к ней — его прихрамывающая походка позволяла предположить наличие давней травмы. Весь его облик был каким-то обвислым. Одежда болталась на костлявом теле, кожа под глазами и подбородком напоминала неподшитые куски ткани. Мужчина приближался, приглаживая начавшие редеть волосы соломенного цвета и радостно улыбаясь; цвет зубов выдавал в нем курильщика, причем курильщика с большим стажем.
Дженнифер нахмурилась, не в силах узнать это бледное лицо и блеклые зеленые глаза, ее мозг лихорадочно перебирал воспоминания школьных времен и первого курса Колумбийского университета. Вблизи она разглядела горчичное пятно на брюках мужчины и пустое место вместо пуговиц на синей льняной куртке.
— Ли Льюис, «Американ войс». — Он протянул влажную руку, которую Дженнифер осторожно пожала, все еще не будучи уверенной в том, кто это. — Тони, сделай снимок!
Прежде чем Дженнифер успела среагировать, ее ослепила вспышка. Туман рассеялся. Льюис. Тот журналист, о котором предупреждал Грин.
— Дело «двойного орла»… Вы знали жертву? — Льюис качнул головой в сторону здания, сунув под нос Дженнифер диктофон.
— Без комментариев. — Дженнифер решительно прошла мимо, отодвинув журналиста и страшно рассердившись на себя, что вовремя не вспомнила его имя, а также слегка недоумевая по поводу того, что он здесь делает.
— Хэммон был под следствием? — Льюис не отставал, семенил рядом.
— Без комментариев, — повторила Дженнифер, заслонив лицо от камеры, целеустремленно направляясь к зданию.
— Вы были
— С дороги, — прорычала Дженнифер. Она была всего в нескольких футах от полицейского ограждения и уже вытащила удостоверение, стараясь отделаться от Льюиса до того, как потеряет самообладание.
— Факт в том, что любой, кто спит с вами, плохо кончает. — Журналист встал прямо перед ней, мешая пройти и загораживая головой обзор каждый раз, когда она пыталась заглянуть за его спину. — Может быть, вас стоит называть черной вдовой, агент Брауни?
— Пошел ты! — Дженнифер резко толкнула Льюиса в грудь. Он отшатнулся, налетел на своего фотографа и сбил с ног.
Она успела заметить торжествующее выражение лица Льюиса, проходя мимо; фотограф продолжал щелкать камерой. Дженнифер предъявила удостоверение удивленному офицеру, контролирующему доступ в здание, и вошла внутрь. В глазах стояли слезы бессильной ярости. Сзади доносился голос Льюиса, выкрикивающий одну фразу:
— Я могу это цитировать?
Глава четырнадцатая
Том дождался наступления ночи, прежде чем направиться в эту часть города. Несмотря на то что Гильес с коллегами были восхитительно некомпетентны, не стоило испытывать судьбу, разгуливая при свете дня. След убийц Рафаэля уже успел остыть и без ареста Тома и долгих бессмысленных допросов.
Он провел несколько часов, скрываясь в темном полуподвальном баре, пытаясь забыть о том, что почувствовал, оказавшись на месте смерти Рафаэля, и сконцентрироваться на том, что узнал.
Если подумать, из всего, что сказал Тому Гильес, были важны две вещи. Во-первых, что Рафаэля видели идущим на исповедь. Учитывая отношение Рафаэля к религии вообще и католицизму в частности, эта новость была равносильна сообщению о том, что папу римского заметили в стриптиз-баре.
Во-вторых, важно было то, что Гильес упомянул об обыске квартиры Рафаэля, но ничего не сказал о его студии. Вероятно, полиция не знала о ее существовании. Неудивительно — насколько помнил Том, студия была зарегистрирована на имя Игнасио Санчеса Мехиаса, когда-то известного севильского тореадора, ныне покоящегося на кладбище Сан-Фернандо.
Старая улица, с ее полуразрушенными складами и мастерскими, была безлюдна, однако Том на всякий случай старался держаться в тени. Удостоверившись, что никто не следит, он пересек улицу, укрываясь за разбитой машиной, стоявшей на кирпичах вместо колес. Эта развалина успела перенести пожар, сиденья пригорели к своим остовам, остатки ткани и высохшей пены, словно кожа на скелете, висели на почерневшей раме.
В двухэтажном доме Рафаэля не горело ни одного окна; приблизившись, Том заметил, что навесной замок на расписанном граффити подъемном ставне цел. Над ним, в липком от жары воздухе, покачивался маленький папоротник, чьи листья непонятно как пробились сквозь осыпающуюся штукатурку.