Золото глупцов
Шрифт:
— Вы же сказали в десять, а я знаю, как вы цените пунктуальность.
— Не будьте дураком, Фостер. Разве вы не видите, что мы заняты, — произнес Райвл.
— Мне показалось, что леди не хочет быть занятой, как вы.
— Она — моя собственность, Фостер. Занимайтесь лучше своими делами.
— Я не знал, что в обязанности повара входит и это.
— Я сказал, убирайся, Фостер! Вы забыли, на кого работаете?!
Пальцы Гейба постукивали по пистолету, висящему на поясе.
Щелчок предохранителя встревожил Райвла.
— Кончай дурить, достаточно одной пули,
Райвл неохотно отодвинулся от Либби.
Либби встала, оправив юбку и придерживая разорванный лифчик.
— Я провожу вас до фургона, — сказал Гейб.
— Я сама, — стыдливо сказала Либби.
Гейб не слушал и пошел за ней.
— Вы в порядке? — нежно спросил он.
— Да, спасибо, не провожайте меня.
— Я, как обычно, преклоняюсь перед вашим величеством.
— А у меня было чувство, что вас позабавило, что со мной произошло.
— Немного, но я собирался вас спасти.
— Вам не приходило на ум, что я в этом не нуждаюсь?
— Вам что, это понравилось?
— Я имела в виду, что я в состоянии постоять за себя. Я как раз собиралась облить его горячим отваром.
— Либби, вы не в Бостоне. Здесь нет джентльменов и бесполезно взывать к приличию. Здесь любой добьется от тебя силой того, чего он хочет, даже этот слабак Шелдон. Вам нужно иметь в виду, что вы уязвимы, вы — женщина, — Гейб сжал ее руку. — Либби, вы ведете себя так, как будто сделаны из камня. Вам, вероятно, нужно смириться.
Либби долго держалась, но тут заплакала.
— Я не могу смириться, — задыхаясь, сквозь слезы сказала она. — Если я смирюсь, я сломаюсь, — и убежала.
Они шли около недели вдоль по ручью «Сладкая вода» и к концу июля пересекли Великий раздел.
— Южный проход, — сказал Джимми, подъезжая к колонне на стройном пегом жеребце, которого он выторговал у индейцев.
— Приятно узнать, что мы прошли половину пути, — радостно сказал Джимми.
— Половину? — спросила Либби.
— Разве вы не знаете, что горы — это середина нашего пути? Нам нужно спуститься вниз, там самая тяжелая часть нашего пути.
— О, Боже! — воскликнула Либби.
Ей уже казалось, что она полжизни прожила в этих диких местах. Она с вожделением мечтала о благах цивилизованной жизни, но в то же время Либби вспомнила, как ее раздражала мелочность и ничтожность той прошлой жизни.
«Чего я хочу? Где мое место?» — думала она.
Рассказав девочкам на ночь сказку, Либби пошла побродить.
Желтый диск луны поднялся над горами. Было тихо и безветренно. У Либби появилось желание убежать куда-нибудь далеко-далеко. Она начала взбираться по склону холма, потом остановилась и посмотрела на красные языки костров. Черное небо, усыпанное звездами, темнело над головой Либби.
«Кому мы нужны? — спросила себя Либби. — Никто в мире не знает, что мы здесь, есть ли кто-нибудь там, на звездах, кто думает сейчас о том же, что и я? Хью, наверное, сейчас думает, что я в Бостоне и спокойно сплю в своей кровати». Но сейчас Хью и родители казались такими далекими и не настоящими. Либби села на валун и подняла голову. Прямо над
«Да, — думала Либби, — именно она предсказала ей плохой конец».
Она не могла себе представить, что такое одиночество, но здесь, наверху, страх и безнадежность готовы были поглотить ее. Либби укуталась в шаль и пошла вниз к кострам. Внезапно она увидела фигуру, поднимавшуюся к ней. «Никто не услышит, если она закричит», — размышляла Либби, у нее не было с собой ничего для защиты. Она подняла камень и сжала его в своей руке.
— Кто там? — громко спросила Либби.
— Либби, это вы? — спросил Гейб. — Я не знал, что вы здесь. Пришел посмотреть на звезды, захотелось побыть одному.
— Я тоже решила побыть в одиночестве, но сейчас пойду вниз.
— Если это из-за меня, то я найду другое место, — сказал Гейб.
— Нет, я в самом деле возвращаюсь. Здесь так одиноко, — объяснила она.
Гейб сел на валун.
— Да, эта пустота пугает, Ведь вокруг ни души. Но как прекрасны здесь звезды. Они, кажется, так близко, что хочется потрогать их руками.
— Я лучше оставлю вас наедине со звездами.
— Вы всегда убегаете от меня. Я же не монстр!
— Нет, конечно.
— Но вы все еще злитесь за то, что я тогда вмешался?
— Нет. Я вам благодарна. Просто… — вздохнула Либби.
— Что просто?
— Почему вы картежник, Гейб? Вы добрый и умный. Почему вы не хотите, чтобы вас уважали?
Гейб рассмеялся, и его смех разнесся эхом по горам.
— Вы прямо как моя мать. Она хотела, чтобы я стал клерком в банке. Мой отец умер, и мы жили, как это лучше сказать, в стесненных условиях. Вы знаете, что это означает. Надо притворяться, что вы не бедны. Когда кто-нибудь заходил на чай, мы притворялись, что не голодны, потому что у нас было только одно пирожное только для гостя. Мать пристроила меня в банк младшим клерком. Я терпел это три месяца. Представьте себе: накрахмаленные воротнички, колонки цифр. Да, мистер Блейкли, нет, мистер Блейкли. Фостер, ты опоздал на две минуты. Опаздывать нельзя. Я чувствовал, что задыхаюсь.
— И что вы предприняли? — спросила Либби.
— Я пробовал себя на многих работах: был юнгой на пароходе, начал играть в карты и понял, как глупы и жадны люди. Они всегда себя выдавали, думая, что им повезет, и не могли вовремя остановиться. Я решил, что более легкого пути зарабатывания денег не существует.
— Но это же не так легко, — сказала Либби. — Вам пришлось бежать от суда. Нося оружие, вы думаете, что его придется когда-то применить?!
— Мне все равно. Я не боюсь опасности. Опасность делает жизнь интересней. Больше всего я боюсь скуки, однообразия, мелочности и скованности. Но я должен признать, что одиночество тоже трудно выдержать. Никто не хочет быть рядом с игроком, потому что его жизнь — это постоянные переезды.