Золотой Конвой. Дилогия
Шрифт:
– Амба!
– Запоздало-испуганно крикнул кто-то впереди.
Хлопнул выстрел, чужой, - с той стороны. Незамедлительно на звук, лупанул очередью Мадсен Гарткевича. И потом еще одной.
– Ай!..
– Как-то совсем по-детски, - крикнул некто за еловым занавесом.
– Братва, тикай назад!
– Густым басом донеслось с той стороны.
– Гнись к седлу, дубина!
Забили глухо по снежному покрову копыта. Судя по перестуку, коня два-три, уносили своих невидимых седоков. Гарткевич проводил их еще одной очередью, - на добрую память.
– А, наелись!
– Рявкнул Гущин.
–
Хлопнул выстрел. Оттуда. И непонятно куда. Видать кто-то, удирая, пальнул с седла, для самоуспокоения и острастки. Со стороны лежки Гарткевича металлически клацало, - тот менял расстрелянный магазин, и заправлял новый, работая рычагом затвора. Стало тихо.
Медлявский настороженно продолжал смотреть. Гущин прав. Чертова тайга, -зеленый ад, где за одним занавесом деревьев всегда встает другой. Здесь толком не видишь ни боя, ни своей победы, ни тел врагов. Здесь увидишь только свою смерть, - когда она уже придет, и вцепится.
– Гарткевич, Гущин, - Медлявский показал рукой на след, оставленный конвоем, и сняв ствол своего карабина с ветви побрел по снегу к тропинке.
– Сменим позицию, пока у врага паника, - тихо объяснил Медлявский, догнавшим его офицерам.
– Сейчас чуть сократим до конвоя, и снова встанем.
– Думаете, - эти еще сунуться?
– Вопросил Гарткевич.
– Увидим.
Шли по утоптанной коновоем протопке ходко. Потому и не взяли в арьергард лошадей. Тем могли выдать шумом, а основной конвой, который пробивал дорогу в снегу шел так медленно, отстать было практически невозможно. Из разгоряченного ходом нутра валил пар. Оружие держали в руках.
– Вон, неплохое место для заставы, - Гарткевич показал рукой на плотную группу елей, перед которыми деревья как раз радели, открывая место для взгляда и огня.
– Что скажете, штабс-капитан?
– Да, полагаю, - кивнул Медлявский.
– Встаем.
Снова залегли, затаились. Было тихо. Никто не догонял.
– Похоже, они все-таки наелись свинцом.
– Пробормотал Гущин.
– Утомила меня эта партизанщина, - Буркнул Гарткевич. Бегаем как бабы по деревне. Хлопнули друг друга тряпками по рожам, да разбежались. Ни фронта нормального, ни позиций, ничего.
– Да уж, не война, а польский бардак.
– Прошептал Медлявский.
Все они, тем или иным способом думали об одном и том же. Никому не нравилась эта война. Впрочем, Медлявский вспомнил ту 'Великую Войну', и понял, что в то время офицеры ругали её не меньше. Никому не нравилась та война, что жарила тебя именно сейчас.
– Однако, тише господа, - приказал Медлявский.
– Слушаем.
И они услышали. Стрельба была частой, заполошной, и... раздавалась у них за спиной. Там, где шел основной конвой.
– Дьявол!
– Рявкнул, подскакивая на колено и разворачиваясь назад Гарткевич.
– Это конвой!
– Высказал очевидное Гущин.
Все переводили друг-на друга растерянные лица.
– Встали! Бегом!
– Рявкнул Медлявский.
Бежали по тропе медленной трусцой. Быстрее было нельзя, сдохнешь в тяжелой одежде и валенках. На ходу растягивали башлыки, раскрывали верхние крючки полушубков.
'Кто там?..
– думал Медлявский, - Другая банда?.. Или те же, чей передовой
– Стрельба была все ближе. Сухие, хлесткие винтовочные выстрелы. На их фоне тише, другим тоном, сыпало другое оружие, - Медлявский узнал голос Маузеровских пистолет-карабинов. Наверняка - прапорщика Эфрона. И судя по тому, как тот швырял боеприпасы, - положение было отчаянным.
Распаренные, будто в бане, они вывалились к конвою. Деревья разошлись, и они увидели цепь навьюченных лошадей. Солдаты-поводыри лежали и стояли за деревьями, по левую руку от лошадей, и палили куда-то влево. Некоторые уже застыли в снегу неживыми грудами полушубков. Показалось, что видит торчащие из сугроба ноги Гиммера, в британских штанах... Маузеры Эфрона громыхали где-то впереди. Медлявский окинул коновой глазами, но не смог найти Гиммера. Заметил только унтера Овчинникова, который ютясь у дерева, пытался отдавать какие-то приказы, судорожно сжимая в руке наган.
– Так, господа.
– Медлявский поднял левую руку, словно закрывая товарищам путь.
– К конвою не побежим. Нечего нам лезть на пристрелянную позицию. Обойдем слева, и ударим нападающим во фланг. Зажмем их угловым огнем.
– Не попасть бы под огонь своих, - буркнул Гарткевич.
– Вот поэтому, вглубь и не суйтесь. Ну, пошли!
Пыхтя, и стараясь смирить дыхание, они забрали влево от конвоя. Медлявский шел впереди. Вряд ли, в такой густой тайге нападающие дальше чем в 50-70 метрах. Все, - можно свернуть параллельно конвою... И они действительно вышли на врага. Выстрелы выдали тех раньше, чем увидел глаз. Фигуры в тяжелой одежде, при стоящих рядом лошадях. Они прятались за деревьями, и стреляли в сторону конвоя. Три. Пять. Дальше, кто-то еще.
– Гарткевич, - распорядился Медлявский.
– Причеши! Гущин - левее!
– Минуту...
– Гарткевич, встал на колено, пытаясь выровнять дыхание.
Медлявский поднял карабин. Навел одной из фигур в центр - бок, под поднятую руку, чуть выше косого патронажного ремня.
– и нажал спуск. Человек выпустил приклад своей винтовки, однако, второй рукой удержал её за цевье, и нелепо балансируя с разведенными руками, рухнул в снег.
Затарахтел пулемет Гарткевича. Дерево рядом с еще одним взорвалось щепой. Человек тут же упал - обученный - завертел головой, и схлопотал еще одну пулю. Может, постарался Гущин.
– Обошли! Справа!
– Заголосил кто-то.
– Пулемет!..
Кто-то уже спрятался за деревом, переориентировавшись в сторону троих офицеров. Раздался выстрел. Взвизгнуло выше голов. Еще. Глухо застонал ствол.
– Без паники!
– На миг перекрыл все незнакомый командирский голос. Первый эскадрон! Заходи с фланга! Окружай! Второй эскадрон, - отсекай, чтоб не убежали!
Медлявский про себя испуганно крякнул.
– 'Два эскадрона?! Тут же одернул себя.
– Да нет, где же тут силы огня на два эскадрона? Лукавит красный. На испуг хочет взять. Чтоб дрогнули и побежали. Ну, на тебе, красный черт! Я сегодня тоже щедрый!'