Шрифт:
Несколько лет тому назад, я познакомился с Вильямом Леграном, происходившим от одной древней фамилии французских протестантов, которая поселилась в Новом Орлеане. Наши отношения скоро сделались дружескими. Легран, имевший прежде значительное состояние, разорился от разных несчастных обстоятельств, оставил город, где жили его предки, и поселился на острове Селливане, около Чарльстона, в южной Каролине.
Этот остров – не что иное, как куча морского песку; он имеет в длину около 3 миль, а в ширину – нигде не более ? мили, отделяясь от материка едва приметным ручьем, пролагающим себе дорогу чрез ил и весьма похожим на болотистые каналы, посещаемые лысухами, или водяными курами. Растения, как можно себе представить,
В самой отдаленной и густой части этой рощи, недалеко от восточного края острова, Легран построил маленький домик, в котором он и жил в то время, когда случайная встреча, как я уже сказал, свела меня с ним. Я нашел в нем человека образованного, одаренного редкими способностями, но склонного к мизантропии и подверженного припадкам то восторженности, то ипохондрии. У него было много книг, но читал он мало. Он больше любил стрелять птиц и ловить удочкой рыбу, или же прогуливаться по берегу или по миртовым рощам, собирать раковины, особенно же насекомых; последних собрал он такую коллекцию, что ей позавидовал бы сам Сваммердам [2] . В этих прогулках его сопровождал старый негр, по имени Юпитер, которого он отпустил на волю еще в то время, когда сам был богат, но этот преданный слуга никогда не хотел отказаться от того, что он считал своим правом, – везде следовать «за молодым массою Вилль», как он называл своего господина. Родственники Леграна были этим очень довольны, считая его несколько помешанным, и потому надеялись, что негр будет наблюдать за своим господином и охранять его.
2
Иоанн Сваммердам (род. в 1637, ум. в 1680 г.) великий голландский анатом, естествоиспытатель, преимущественно же энтомолог, т. е. знаток насекомых. (Прим. изд.)
Под широтой острова Селливана зима не бывает холодна: только под конец года, да и то редко, приходится топить. Однако ж, в половине октября 18… года, случился очень холодный день. Солнце уже садилось, когда я проходил, не без затруднений, чрез миртовую рощу, в которой таилось скромное жилище моего друга. Я жил тогда в Чарльстоне, в 9 милях от острова, а в то время сообщения не так были многочисленны, как теперь. Подошедши к домику Леграна, я, по своему, обыкновению, постучался; никто не отвечал мне; я отыскал ключ, зная место, где его прячут, отворил дверь и вошел. Яркий огонь горел в камине: это было очень приятно для меня. Я скинул сюртук, придвинул кресло к огню, и, поместившись как можно удобнее, стал терпеливо дожидаться возвращения хозяина.
Легран и Юпитер воротились уже ночью. Мое посещение доставило им неожиданное удовольствие; прием был самый радушный. Юпитер в знак радости, расширил рот до ушей, и принялся готовить нам ужин из лысух. Легран был в восторге: он нашел никому еще неизвестную двустворчатую раковину; но еще для него было важнее то, что он, с помощью Юпитера, отыскал и поймал жука, также, по его мнению, совершенно неизвестного. Он хотел мне показать его завтра.
– Отчего же не сегодня вечером? – спросил я его, потирая пред огнем руки и проклиная мысленно всю породу жуков.
– Ах! – воскликнул Легран, – если б я знал, что вы будете здесь! Я так уже давно вас не видал; как же я мог предположить, что вы посетите меня в такой холод? Дело в том, что, возвращаясь сюда, я встретил поручика Ж… и имел глупость отдать ему насекомое, которое он и отнес в крепость; следовательно, невозможно видеть его прежде завтрашнего
– Кого? Юпитера?
– О! нет, – насекомого! Вообразите себе творение величиною в орех икори [3] ; туловище – превосходного желтого, золотистого цвета; с двумя пятнами, черными, как смоль, близ одного из краев спины; а с другого края еще пятно, которое немного длиннее; усики…
3
Особый вид американского орешника. (Прим. изд.)
– А я повторяю вам, масса Вилль, – прервал его Юпитер, – жук золотой, весь из золота, внутри и везде, исключая крыльев; я отроду не видал такого тяжелого жука.
– Ну, положим, что оно и так, – возразил Легран, которого этот жук, казалось, более занимал, чем он стоил. Цвет этого насекомого, – продолжал он, обращаясь ко мне, – почти оправдывает мнение Юпитера: нельзя вообразить металла, более блестящего, чем его роговое надкрылье, покрывающее нижние крылышки. Но вы только завтра будете в состоянии судить об этом; между тем, я все-таки дам вам понятие об его форме. – При этих словах, он сел около маленького столика, на котором были перья и чернильница, но не было бумаги. Он выдвинул из стола ящик; но бумаги и там также не нашлось.
– Все равно, можно писать и на этом: – сказал он, вынимая из кармана своего жилета что-то похожее на испачканный лоскуток простой бумаги. На нем-то он стал рисовать пером жука. Во все это время, я не оставлял своего места около огня, потому что не совсем еще согрелся. Когда он кончил, то, не вставая, подал мне свой рисунок. В ту самую минуту, когда я брал его, за дверью послышались жалобный вой и царапанье. Юпитер отворил дверь, и огромный водолаз, принадлежавший Леграну, вбежал в комнату. Он прыгнул ко мне, чтоб приласкаться, с такою силою, что чуть-чуть я не опрокинулся со стула: мы были с ним старинные знакомые. Только уже после этого приключения, я посмотрел на бумагу, которую дал мне Легран, и, признаюсь, я был поставлен в положение очень затруднительное.
– Да, – сказал я, посмотрев на бумагу, – да, в самом деле, это необычайное животное, и совершенно мне незнакомое. Я до сих пор не видал ничего, на что бы оно было похоже, – разве только на мертвую голову.
– Мертвую голову? – повторил Легран. – В самом деле, вы правы: есть что-то сходное. Два верхние пятна похожи на глаза, не правда ли? А продолговатое пятно, которое намного пониже, можно принять за рот; – да кроме того, у него и форма овальная.
– Может быть, оно и так, – отвечал я; – но сомневаюсь, Легран, чтоб вы были хорошим живописцем. Я подожду лучше самого насекомого, чтоб иметь об нем ясное понятие.
– Не знаю, почему вы так думаете? – сказал Легран, несколько обиженный: – кажется, я порядочно рисую; по крайней мере, должен был бы порядочно рисовать, потому что у меня были хорошие учители.
– В таком случае, – сказал я ему, – вы шутите надо мною. Да это совершенно мертвая голова; скажу даже, – мертвая голова, очень хорошо нарисованная; – и если ваш жук похож на это, так бесспорно это самое любопытное животное во всем свете. Мы можем даже сочинить какую-нибудь страшную легенду по этому случаю. Надеюсь, что вы назовете его scarabeus caput hominis (жук – мертвая голова), или как-нибудь в этом роде. В естественной истории много подобных названий. Но где же усики, о которых вы говорили?
– Усики? – воскликнул Легран, очень занятый этим разговором. – Посмотрите, и вы увидите усики! Я их сделал очень ясно, так точно, как они и у насекомого, и мне кажется, этого достаточно.
– Может быть, – сказал я; – но верно то, что я их не вижу. – И не считая нужным продолжать этот разговор, я возвратил ему бумагу, без всякого дальнейшего замечания. Признаюсь, я удивился обороту, который принял этот разговор, и не понимал, отчего так горячится мой приятель. Что же касается до рисунка, то там точно не было и следа усиков, и все было похоже на обыкновенное изображение мертвой головы.