Звезда Гаада
Шрифт:
— Наигрались? — мрачно осведомился Гаад, появляясь передо мной.
Я торопливо закивала. Старейшина мрачно взглянул на меня и освободил нас. Я, Тай и Карст дружно повалились на землю и так пролежали несколько минут. Потом дрались из-за зеркала, из-за деревянного строения в зарослях шиповника, потом дружно мыли руки, ходили за водой, затем на огород, затем втроём готовили салат на завтрак. И только уже на кухне я вспомнила, что этот день — уже последний для Тайаелла. Но… Гаад так ничего с ним не сделал. Передумал?.. Передумал!
Гаад куда-то ушёл сразу после завтрака. Но
Карст и Тай переглянулись, после чего весь день меня тормошили, травили байки, сыпали местными анекдотами, легендами, пели песни с их родных краёв, танцы показывали, вот, даже станцевали вдвоём в паре, но ничто не могло меня развеселить. Задолго до темноты я взяла Тая за руку и больше не отпускала, боясь, что стоит мне разжать пальцы, как откуда-то появится хохочущий чёрный Старейшина и утащит моего бедного друга на казнь.
После полудня я начала лить слёзы, причём, почти без перерыва.
— Кария, перестань! — не выдержал Карст, — Ты же ему сердце разрываешь своими причитаниями!
— Нечего меня жалеть! — поддержал его обречённый хранитель, — Все рано или поздно уходят в Реку перерожденья! Тем более, ты не одна останешься. С тобой будет Карст. Он очень хороший парень, к тому же, этот… — рыжий мрачно посмотрел на долговязого, тот поспешно закончил: — Он будет о тебе заботиться: у него доброе сердце.
Моя женская логика истолковала запинку белокрылого и напускной гнев рыжего как: «И он тоже втрескался в тебя по самые уши, потому будет тебя беречь, когда я уже не смогу». Собственно, я и по тому неожиданному поцелую, по той испорченной еде поняла, что рыжий ко мне неровно дышит. Впрочем, нет, я кое-что заподозрила ещё в тот день, когда он пел: «Люблю тебя, но мир твой, увы, чужой, увы, не мой». Только день сегодня не тот, чтобы думать о всяких глупостях, милых девичьему сердцу.
А уж как плохо мне стало с приходом сумерек! Вцепилась в друга обоими руками, не хотела выпускать ни на мгновение. И слёз уже не осталось. Неожиданно вспомнила, что ещё могу что-то выучить, попросила хранителей дать мне новый урок. Они согласились из жалости, только бы дать мне ненадолго передышку с короткой и тёплой надеждой на спасение, а сами многозначительно переглядывались, думая, что хоть я этого не вижу, не догадаюсь. Небось, ждут, когда разожму пальцы, чтобы Тай мог переместиться к Гааду или Карст смог оттащить меня, привязать. Тело у меня затекло — мы сидели на траве, прислонившись к стене дома, и чем больше находились в таком положении, тем неудобнее становилось, но я не хотела ослаблять хватку.
— Кария, да это же глупо, в конце концов! — сорвался Тайаелл, — Неужели ты не понимаешь, что ваш уговор уже сделал всё, что мог: продлил мою жизнь на несколько дней. И, спасибо чёрному Старейшине, что он дал мне прилично прожить последние дни моей жизни. Честно, он мог бы страшно меня пытать и мучить, но не стал. Хотя я его людей убил. И калечил. А изменить что-либо он не сможет. Я сам виноват, что тогда в драки с чёрными хранителями лез, но это моя вина и моё наказанье!
Но я не успокоилась.
— Да надоела уже своими соплями и истериками! Отстань от меня! У, дурочка! И зачем я вообще с тобой связался?!
Тихо произношу:
— Ты просто хочешь наговорить мне гадостей, чтобы я тебя возненавидела: тогда, когда ты умрёшь, мне будет не так больно.
Заботливый друг потрясённо замолчал, потом устало продолжил:
— Может, пора тебе уже смириться и отказаться от бесплотных надежд? Давай в последние мои часы поговорим о чём-нибудь приятном.
— Мне не до пустой болтовни!
— Ну, подумай своей головой, — он сильно ущипнул меня за правую щёку, — Напряги мозги хотя бы ненадолго: даже если я смогу выбраться отсюда, то путь мне только в обычный мир или на Белую землю. И там, и там меня уже ждут хранители Блага, которые ненавидят меня за предательство. Это для тебя моя помощь — невинное дело, а для них всех — жуткое преступление. А если я ещё вернусь, побывав на Чёрной земле, то они такого обо мне надумают, что проще самому зарезаться.
Вздыхаю, потирая щёку:
— Они обязательно много всего придумают, — и опять хватаюсь за друга: двумя руками держать его под локоть надёжнее.
Белокрылый проворчал:
— Так что мне без разницы, где помирать. Разве что я сам могу выбрать для себя кончину попроще и поприятнее. Так что если тебе меня жаль, то отпусти.
— Но ведь есть ещё Вечная страна.
— Которая больше не принимает ни чёрных, ни белых хранителей, — грустная усмешка.
— И другие миры! Ведь приходят оттуда люди! И помогают вашему миру! Так почему бы тебе не пойти и не выручить какой-нибудь иной? Например, мо… Эдакий загаженный всяким оружием и жуткими отбросами? Должно быть, есть такие!
— Если бы я был полезен Небесам в качестве Посланника, то они бы давно меня куда-нибудь отправили, — фыркнул обречённый.
— А если я… всё же… Давай, поучи меня ещё!
Парень шумно вдохнул, выдохнул.
— Кария, ты из тех, кто не может сохранить Равновесие даже в себе. Даже удивительно, как тебе дар-то достался!
Перед домом возник Гаад в ореоле из мерцающего жёлтого света. В своих любимых узких чёрных штанах и красной рубахе до середины бедра, по которой вилась непонятная чёрная вышивка.
— Ну что, нацеловались, поворковали вдосталь, а, голубки? — насмешливо спросил мерзавец.
Карст поднялся с земли. На руках Тайаелла появились перчатки из ослепительного обжигающего света. Хочет, чтоб пальцы разжала? Да ни за что!
И я смотрела на свет, морщась от боли в глазах и обожжённых руках. В душе нарастало отчаяние, зажигалась ядовитая колючая злость. Мне вдруг припомнилось, как Кайер использовал Тьму. О, если бы я могла это повторить! Завладеть этим оружием хоть ненадолго… Много-то я Тьмой не совладаю, слишком неуравновешенная и слабая. А Тьму выносить ещё тяжелее, чем Свет, даже тело от её избытка начинает разрушаться и болеть. Да и… Кайер рехнулся, когда Тьма затопила его разум. Он хотел только разрушать. Нас убить. Но он давно уже был хранителем. Сильным был. И привык возвращать себе Равновесие. А я это не могла.