Звезда Ворона
Шрифт:
— Ладно, ладно! — стараясь перекричать разозленных заключенных, воскликнул он. — Только подождите, пока мы уйдем, прокляни вас Силестия, а потом уже идите куда хотите.
Вскрытие замка не заняло у него много времени, по крайней мере чуть больше, чем в первый раз. Ему в лицо все время дышал перегаром один из заключенных, который решил понаблюдать за его работой. И вот уже через полминуты Феликс возвратился обратно к Милу, который все это время дрожал около противоположной камеры.
— Идем. — повторил он, и мальчишка, грузно раскачивая своим толстым задом, поплелся за ним.
— А если нас схватят? — шепотом предположил
— Неправильно держать взаперти тех, кто хочет уйти, мальчик. Это является верхом бесчестия и невежества. — просто ответил Феликс.
Прошагав еще несколько темных поворотов, они очутились в главном коридоре, где находилась железная дверь, ведущая наверх. Убедившись, что в широком проходе, кроме них, больше никого нет, Феликс повернулся ко все еще испуганному Милу.
— Слушай, ты главное не волнуйся, хорошо? Предоставь все мне, ты просто молчи и все.
Милу испуганно затряс своими пухлыми щеками и тут же приложил ко рту широкие ладони, чтобы быть точно уверенным, что из них не вырвется и звука. Выглядел он при этом довольно неуклюже, будто медведь сосущий лапу.
— Ладно, сойдет. — отмахнулся Феликс, и повел того к проему.
Но не успели они сделать и нескольких шагов, как крепкая дверь заскрипела, и из проема, немного пригнувшись, чтобы не задеть тюрбаном низкий проход, вышел Шариф. Увидев перед собой застывших в испуге заключенных, он ошарашенно замер, вытаращив на них свои подкрашенные тушью глаза. Вид у него был такой, будто он вот-вот собирался отрубить им головы.
— Что это вы, шлюхины дети, тут делаете?! — отойдя от потрясения, проревел он, вынимая меч, и от его пронзительного возгласа зазвенели прутья ближайших решеток. — Вы что, крысиное отродье, вздумали бежать?!
Феликс уже набрал в грудь воздуха, чтобы его хватило на долгое объяснение о том, как Милу вдруг стало плохо в камере, и он, Феликс, ведомый добрыми церковными заповедями помощи ближнему, решил спасти несчастного ребенка, и отвести его к доктору. Само собой, после этого благочестивого поступка он бы вернулся обратно в тюрьму, когда удостоверился, что жизни мальчика ничего не угрожает. Стоит отметить и реакцию самого Милу, который очень похоже изобразил человека, готового в любой момент отправиться на суд к Владыкам от сердечного приступа, хотя, Феликс не был до конца уверен, была ли это игра, или толстяк действительно чуть было не потерял сознание. Но всю эту историю прервал негромкий, но уверенный кашель, который обычно издают ораторы, перед долгой речью. Вслед за этим слабым кашлем из-за широкой спины капитана стражи показалась Хепзиба со своей служанкой, облаченная в прогулочное, но как всегда строгое платье. Похоже, из-за накатившего на него потрясения, Шариф совсем забыл о своей важной спутнице, и сейчас у него был вид как у сторожевого пса, пойманного за воровством бараньих окороков с хозяйского стола.
— Простите за такие резкие слова, леди Хепзиба. — покорно поклонился он, метнув злой взгляд на Феликса. — Не стоило вам самой спускаться сюда, я ведь говорил, что тут не место для таких благородных и честных особ…
— Тогда может мы тоже пойдем… — не удержался Феликс.
— Заткнись, сын шл… негодяй! — рявкнул на него Шариф.
— У меня возникло чувство, что в ваших словах я услышала некое недовольство, господин Шариф. — проговорила Хепзиба, прижимая к носу надушенный
Феликс заметил, как гневно раздулись усы капитана стражи, будто из них вырывались неслышные остатки тех ругательств, которые не успели обрушиться на головы сбежавших заключенных.
— Конечно я недоволен, леди. — еле сдерживая крик, сквозь зубы проговорил Шариф. — Эти… негодники сбежали из тюрьмы!
— А разве вы не для того спустились сюда, чтобы их освободить? — подняла свою тонкую бровь Хепзиба.
— Я… да, вы безусловно правы, госпожа, но это совсем другое… они сбежали из заточения… — пробубнил себе под нос Шариф.
— Куда нас, хочу заметить, совершенно неприличным образом и несправедливо посадили. — вставил Феликс.
— Заткнись. — словно обиженный ребенок, которому нечего больше ответить, проговорил Шариф.
— Значит вопрос улажен. — сказала Хепзиба. — Пойдемте, господин Феликс.
— Постойте. — уже более уверенным голосом сказал Шариф. — Только из-за уважения к вашей благородной персоне, леди Хепзиба, я согласился закрыть глаза на проступки этого негодяя Лихта, но неужели вы, жена уважаемого Сафира, будете вступаться и за эту уличную шпану? — он кивком указал на Милу, который так сильно прижался к решеткам камеры, что те готовы были вот-вот рухнуть под тяжестью его тела.
— Госпожа… — тут же вставил Феликс, и одарил Хепзибу многозначительным взглядом.
Быстро оценив ситуацию, Хепзиба чуть задрала подбородок, и со всем возможным величием проговорила, метнув оценивающий взгляд на Милу: — Чем провинился этот юноша?
— Этот ублю… этот подлец посмел украсть у торговца антикваром ценный экземпляр. — тут же ответил Шариф. — Он сам в этом сознался!
— Да вы его просто запугали! — не выдержал Феликс. — Во имя святой Силестии, вы только взгляните на него, зачем ему понадобился этот нож? Вы не лучше меня знаете, мой уважаемый капитан, что это дело рук эспады. И я бы на вашем месте проверил своих подчиненных, так как уверен, что и среди стражников есть те, кто прикрывает шайки черных кузнецов.
У Шарифа был такой вид, будто ему влепили звонкую пощечину. Открыв от изумления рот, он готов было наброситься на Феликса, но строгий голос Хепзибы за его спиной остудил пыл разъяренного капитана.
— Все ясно. Тогда мы забираем и этого юношу.
— Но он украл товар. — сокрушенно проговорил Шариф. — Я не могу просто так отпустить преступника!
— Тогда я оплачу то, что он, якобы, украл. — отмахнулась Хепзиба, словно отгоняя назойливую муху. — Товар ведь для того и существуют, чтобы его покупать, верно? — с этими словами она достала небольшой позвякивающий монетами мешочек из красивой поясной сумочки, и передала его Шарифу. Второй рукой она все еще прикрывала платком нос, закрываясь от пропитанного мокрым смрадом воздуха темниц.
Взвесив в руке деньги, капитан, с кислым выражением на покрасневшем от злобы лице, подошел к дрожащему Милу, и, стиснув от злобы зубы, по-отечески похлопал его по бледным щекам, от чего тот вздрогнул, будто к его коже приложили раскаленную до бела кочергу.
— Повезло тебе, жирный сын шл… то есть я хотел сказать пухлый негодник.
— А теперь давайте уже покинем это неприятное место. — с раздражением сказала Хепзиба, разворачиваясь на каблуках. — Вы были правы капитан, когда говорили мне, что здесь не место для честных людей.