«...И ад следовал за ним»

Хантер Стивен

— Вот и все, — заключил Эрл. — Теперь ваше слово.

— Знаешь что, Эрл, — начал Чарли, — сказать по правде, я никогда не испытывал особо теплых чувств к цветным. Это я тебе прямо говорю. Так что не жди от меня, что я начну пожимать им руки и рассыпаться в любезностях. Но ты предлагаешь то, что нельзя купить ни за какие деньги, — возможность убивать. У меня на счету семнадцать человек, и я рассчитываю перед тем, как отправиться в мир иной, сделать на своем револьвере еще несколько зарубок. И хотя обниматься с ниггерами я не буду, но если надо серьезно поработать оружием, можешь на меня рассчитывать, как я и сказал.

Эрл повернулся к Биллу, понимая, что молчаливый здоровяк рискует потерять

слишком многое, однако вознаграждением ему явился едва заметный кивок. Билл, разумеется, не станет распространяться о том, что им движет, о своих мечтах, надеждах. Пустая болтовня не для него. Достаточно только сказать ему, где и когда, и если Билл Дженнингс ответит, что он в игре, значит, он будет в игре.

Эрл закончил объяснять последние детали:

— Я дам каждому из вас по пятьсот долларов наличными. Я хочу, чтобы на эти деньги вы обзавелись оружием и оплатили свой проезд. Вам предстоит пятого сентября приехать в Таллахасси и купить местную газету. Там в рубрике частных объявлений будет заметка о продаже автомобиля «форд» тысяча девятьсот тридцать второго года выпуска за шестьсот долларов.

— Черт побери, Эрл, никто не выложит шесть сотен за «форд» тридцать второго года!

— Совершенно точно. Поэтому вы позвоните по указанному номеру, и я сообщу, куда вам нужно будет прибыть на следующий день.

— А, понял.

— Поедете каждый сам по себе. В дороге ведите себя тихо, ни с кем не заводите дружбу, не пейте сами и не угощайтесь за чужой счет. Оденетесь для охоты, а не для войны.

— Оружие свое захватить?

— Нет. Никаких служебных револьверов с занесенными в архив серийными номерами, и вообще ничего такого, что могло бы привести к вам. А также ничего армейского. Лично я отправился бы в оружейный магазин и купил хороший карабин, скажем, с затвором, управляемым с помощью рычага, и пару револьверов тридцать восьмого или триста пятьдесят седьмого калибра. Если вы предпочитаете сорок пятый калибр или у вас дома завалялся старый «люгер» — пожалуйста. Но только не берите с собой что-нибудь такое, что вам не хотелось бы бросать в болоте. Так что если у вас случайно есть «лайтнинг» самого Билли Кида, оставьте его дома.

— Черт побери, у меня столько старого оружия, что ни в какой магазин и ходить не надо, — сказал Чарли. — У меня дома стволов триста.

— Поедете вторым классом, без шума. Вы охотники, направляетесь на охоту. Понятно?

— Понятно.

— Мы проведем там какое-то время. Затем отправимся на место, получим массу удовольствия и вернемся назад; все это произойдет за одну ночь, быстро, жестоко и громко. И после этого вы ни словом не обмолвитесь о случившемся ни единой живой душе. Договорились?

— Договорились, — сказал Чарли.

Билли молча кивнул, снова едва заметно.

Эрл положил на стол два конверта, которые тотчас же скрылись в карманах.

— Вот и все.

— Ну а теперь предлагаю выпить со мной, — сказал Чарли. — У меня есть отличный тост.

— Пожалуй, я не откажусь, — наконец сказал Билли.

— Я за рулем. Если ничего не имеете против, я выпью кока-колу.

— Как тебе угодно, — согласился Чарли.

Он снова плеснул текилу себе в стакан, затем налил Биллу, Три стакана встретились в воздухе.

— Этот тост я выучил во Франции, — объяснил Чарли. — По-моему, он как нельзя лучше подходит заведению Пабло. Ха! Vive la guerre, vive la mort, vive le mercenaire! [41]

Глава 43

Начальник тюрьмы послал человека за шерифом Леоном Гаттисом с просьбой как можно скорее приехать в колонию. Шериф, всем обязанный начальнику тюрьмы, немедленно откликнулся на

вызов.

Он привязал коня к коновязи у древнего особняка, отгороженного от внешнего мира старой кирпичной стеной. Шериф старался не смотреть на обветшалое здание «дома порки», скрытое за пальмовой рощицей, ибо ему было известно предназначение этого здания и он не мог думать о нем без содрогания. Если честно, на нервы шерифу действовала вся колония. Вот, например, надпись «ТРУД СДЕЛАЕТ ВАС СВОБОДНЫМИ», изогнувшаяся над воротами: что она означает? Эта фраза казалась шерифу смутно знакомой, но он, сколько ни бился, не мог определить, где ее слышал. А потом еще место, именуемое «домом криков», которое находится выше по течению. Заключенные уверяют, что те, кто туда попадает, кричат и больше уже никогда не возвращаются назад. Шериф поежился.

41

Да здравствует война, да здравствует смерть, да здравствует наемник! (фр.)

Не было ничего приятного и в зрелище негритянок, выстроившихся в длинную очередь в контору за недельной пайкой продуктов и товаров. Все они были угрюмые, забитые, подавленные. У них не было развязности обычных цветных девчонок; судя по всему, ни одна из них не доставила бы большого удовольствия на сеновале, а ведь только в этом негритянка может обойти свою белую подружку. Эти же черномазые девки выглядели голодными и цинготными, словно их только что сняли с дыбы, предварительно хорошенько исполосовав кнутом. В их глазах не горел огонь, в их примитивных душах не было смеха, хотя у двух-трех, как помимо своей воли обратил внимание шериф, под простенькими платьями из грубой мешковины болтались на свободе очень даже неплохие сиськи.

Слуга, убеленный сединами негр, впустил гостя. Прежде чем войти в особняк, шериф потопал ногами, стряхивая с сапог грязь. Шагнув внутрь, он наткнулся на тот же барьер старинных запахов: пыль, гниль, сырая прохлада плесени, значительный температурный скачок по сравнению с улицей. Ощущение Юга, такого, каким его показывают в кино, тщательно заботясь о достоверности в малейших мелочах. Хорошо хоть, что проникавший в окна дневной свет избавлял от необходимости зажигать свечи или масляные светильники: это придавало бы внутренним помещениям еще более зловещий, призрачный вид. Старик-слуга, двигавшийся так, словно его позвоночник спекся в сплошной твердый шест, а каждый шаг доставлял невыносимую боль, проводил шерифа к кабинету начальника тюрьмы, постучал, открыл дверь и впустил его внутрь.

Начальник тюрьмы был в кабинете один. Он сидел за письменным столом и напряженно работал. Его рука зависла в воздухе, словно показывая, насколько он поглощен работой, и шериф застыл в дверях, не смея его отвлекать. Громко тикали старинные настенные часы в такт движению длинной секундной стрелки. Общее впечатление ушедшей старины дополняли книги, портреты величественных пожилых джентльменов, стойка с дорогими ружьями и флаг штата Миссисипи. Начальник тюрьмы поставил последний росчерк вечным пером, покатал по листу бумаги пресс-папье, высушивая чернила, аккуратно убрал документ в ящик стола и соизволил наконец взглянуть на вошедшего.

— Шериф Леон, как это любезно, что вы так быстро откликнулись на мое приглашение заглянуть ко мне.

Ни за что на свете шериф не посмел бы промедлить хоть мгновение, выполняя приказание; начальник тюрьмы прекрасно знал это, однако ему нравилось сохранять в речи учтивую изысканность старого Юга. Он был человеком исключительно вежливым, поскольку считал, что именно вежливость, благородство, законы общества и есть то самое, что отделяет его и ему подобных от ниггеров.

— Да, сэр, я с радостью поспешил к вам.